"Дак ты чего?.."

В 1985 году я стал редактором районной газеты, не представляя толком, какое количество проблем обрушится на мою 32-летнюю голову. Одна из них состояла в нехватке техники, которую централизованно поставляли редко, а самостоятельно купить не разрешалось. И вот «выкидывают» в каком-нибудь магазине района магнитофон (он больше половины портфеля занимал) или фотоаппарат. Фотокорреспондент готов на колени перед тобой встать: «Купите «Киев», я очень прошу!..» И как тут быть? Я шел к управляющему Мезенским отделением Госбанка Валентину Ильичу Михину - вечная ему память! - и «разговоры разговаривал». Он,умудренный жизнью человек, в своем небольшом кабинете охотно говорил о том о сём, а потом негромко стучал кулачком по столу и спрашивал: «Дак ты, Сергей Николаевич, чего хочешь-то?..» И дело делалось, хотя и не полагалось покупать ту технику в магазинах.

Излишняя централизация во всём - не лучшая черта любой власти.

Щелкопер

На рассвете горбачёвской перестройки я слетал в одно из поморских сел, где чересчур доверился уважаемому человеку, пенсионеру, который еще недавно был председателем рыболовецкого колхоза. Он, чем-то уязвленный, резко критиковал своего преемника и в глаза, и за глаза. Его доводы я использовал в своем материале о жизни села: мол, перестройка идет тут плохо, и во многом виноват в этом В.Н. (Я поторопился, желая помочь говорливому М.С. Горбачеву). В.Н. оскорбился. Позвонил мне в редакцию. Выругал. Назвал «щелкопером» и бросил трубку... Разумеется, было очень неприятно. Но спустя некоторое время в командировке в том же селе объяснился я с моим «обидчиком». Затем старался быть осмотрительней.

Такая странная жизнь

В 1982 году в Мезени случился страшный пожар - горело деревянное здание районной почты. На тушении его погибли три замечательных парня. Один из них -Саша Паюсов, фотокорреспондент районной газеты.

Наверно, пожар удалось потушить бы быстрее (а может, и жертв бы не было), будь пожарные разворотливей. И депо-то - в двух шагах, но огнеборцы, не все из которых были трезвы, сделали не всё, что должны были.

Проявляя излишнее молодечество, молодые мужики бегали в здание и вытаскивали, что под руку попадалось - немудрую мебель, портрет Ленина... И трое задохнулись в дыму.

Об этой трагедии я написал в областную газету «Северный комсомолец» (в районной газете написать позволено не было). Потом и «Комсомольская правда» опубликовала материал своего спецкора.

Архангельская комиссия установила вину пожарной части. Ее работников я в упор не видел. Но вот я становлюсь редактором - и надо срочно в нашей бывшей купеческой лавке полы ремонтировать, пристройку к зданию делать для типографской машины и прочее. Если бы не шофер редакции Григорий Григорьевич Попов (он бесплатно стал трудиться и как завхоз), с многочисленными проблемами я бы не справлялся. Он-то и привел ко мне двух пожарных, один из которых был «героем» моей публикации в молодежной газете, Он, на те вам, готов плотничать. Как быть? Дать от ворот поворот? А может быть, пока других помощников ищем, работу сделать не успеем? И типография мерзнуть будет зимой?.. И я говорю: ну что ж, приступайте к делу.

Работали Михаил Павлович и Василий Михайлович отлично. Много чего сделали. Несколько лет мы сотрудничали. Хорошо общались. Я им деньги в долг давал, получал назад в срок. В общем, почти друзьями мы стали. Такая вот странная жизнь.

Я был уголовником

Кто из советских людей не помнит горбачёвскую антиалкогольную кампанию!.. Как и везде, в Мезени водку продавали по талонам: по две, а то и по одной в месяц. И стали эти талоны конвертируемой валютой. А печатали-то их в районной типографии. А в ней ломались машины, без которых газету и другую продукцию не выпустить. И вообще много работы было в типографии для специалистов, которые трудились на других предприятиях. И вот сделает что-нибудь помощник (например, отремонтирует строкоотливную машину, линетип), и я у него спрашиваю. «Сколько мы должны вам заплатить?» А он отвечает: «Николаич, нисколько - мне бы талончик...» Я понял, что надо потихоньку договориться с бригадиром типографии о том, чтобы мне напечатали талончиков. Договорился. И год беды не знал: открою редакторский сейф, достану талон, шлёпну на него печать редакции - и помощник довольнёшенек. Но на другой год лафы уже не было: бригадир поостереглась порядок нарушать - вскроется «афёра», влетит бедной женщине...

Мой сын вырос, стал юристом. Рассказал я ему эту историю, и он меня просветил: «Ты был уголовным преступником, тебя могли привлечь к ответственности за мошенничество...»

Что за яловость?!

Некоторые газетные истории, байки ходят в разных вариантах. Я слышал такой вариант истории, один из героев которой - редактор «Правды Севера» 60-70-х годов Иван Мартынович Стегачёв.

Однажды он вызвал к себе сотрудника сельхозотдела и сказал ему: дескать, о яловости коров говорят много, а отчего она - непонятно; съезди в какой-нибудь совхоз или колхоз, разберись с этим делом. Тот съездил и накатал целый трактат. Стегачёв прочитал и остался недоволен: «Ничего непонятно. То ли дело раньше было: вызовут к прокурору - всё ясно».

Мрачная шутка, не так ли?

Заказчик улыбался

В 1996 году я переехал из Мезени в Архангельск. До 2010 года работал в «Правде Севера», где, чего скрывать, время от времени приходилось мне делать пиаровские материалы. (Иначе в долг бы деньги брал, как студент до стипендии.) Встречались очень капризные заказчики... Один из них довольно крепко критиковал власти во время нашего разговора. Я его критику перенес на бумагу. Потом пришел с готовым интервью к своему «кормильцу». Он стал читать материал и возмущаться: мол, почему вы так написали?!.. Я ответил: Дескать, что диктофон записал, то мною и написано. Тот немалый начальник ещё повозмущался, потом успокоился, и мы договорились, что я учту его замечания, и у нас состоится еще одна встреча. Когда резкие места я несколько сгладил, позвонил заказчику: «Давайте у меня встретимся». Он согласился. Пришел в кабинет, в котором мы работали с заведующей отделом писем Светланой Павловной Меньшиковой.

В чужом кабинете да рядом с женщиной, которая ему явно понравилась, он вёл себя совсем по-другому. Быстро прочитал интервью, завизировал его, не сделав ни одной поправки; вёл светский разговор, улыбался Светлане Павловне и мило с нами распрощался.

Как рождаются ошибки

Писатель Михаил Попов, он же главный редактор журнала «Двина», принес в «Правду Севера» рукописную заметку об очередном номере своего издания - «Преходящее и вечное». Я отдал заметку наборщице. Она вместо «преходящее» набрала «переходящее». Я ошибку второпях не заметил. Не увидел ее и ответственный секретарь. Корректор засомневалась: то ли слово? Сказала о своем сомнении дежурному редактору. Они решили: раз, во-пер-вых, на материале есть моя подпись (я был в то время заместителем главного редактора), а во-вторых, кто знает писателей, что у них на уме, от них ведь закидонов можно ждать, то пусть заголовок будет такой, какой есть. Таким он и вышел в газете.

Простая история

«Случались ли у вас ситуации, когда нельзя было задать собеседнику вопрос, который хотелось снять с языка?»

Этот хороший вопрос девушки с живыми глазами я услышал в студенческой аудитории отделения журналистики Поморского госуниверситета. Ответил, что ситуации такие были, отлично помню, например, следующее.

В поморской деревне жил человек, который испытал ужасы Дахау. Будучи в командировке в этой деревне, я, конечно же, хотел поговорить с бывшим узником страшного концлагеря. Председатель рыболовецкого колхоза, ветеран войны, услышав от меня, что хочу пойти к Ивану Ивановичу, предупредил: «Он ничего о Дахау не рассказывает. Я в застолье пару раз пытался заговорить с ним о том лагере, но он замолкал, плакал - и всё...»

Сын Ивана Ивановича был прекрасным скульптором-самоучкой: вырезал из дерева бюсты земляков, скульптуры зверей. Я намеревался взять материал для публикаций и о сыне, и об отце.

Поначалу работа шла по плану: я разговаривал с младшим из семьи поморов, а отец сидел в той же комнате, в сторонке, улыбался, радуясь за сына. Закончив разговор с ним, я пообщался с отцом на «посторонние темы», Он охотно отвечал на мои вопросы. Наконец я спросил о самом главном для себя. И получилось то, о чём сказал председатель колхоза: Иван Иванович опустил голову, по его свежим щекам - он был ещё не старым человеком - потекли слёзы. Он молчал. Молчал и Володя. Я извинился и ушёл, не услышав свидетельств военнопленного ни о массовых казнях наших солдат, ни о восстании заключённых в апреле 1945 года, ни о том, как освободители-американцы, увидев, что творили фашисты, сотнями убивали немцев.

Из той красивой деревни на берегу чистейшей реки я привёз на один материал меньше, чем запланировал.

Зарисовка о скульпторе была опубликована и в районной, и в областной газете. А через некоторое время я узнал, что Володя застрелился...

В конце семидесятых-начале восьмидесятых годов районная и областная пресса писала о «проблеме невест»: девушкам не хватало в деревнях работы, и они уезжали в города и посёлки. А чтобы, в частности, решить эту проблему, тот самый председатель колхоза построил в деревне птицеферму. И какое-то время всё было замечательно: девушкам нашлось дело, свадьбы пели и плясали; яйца продавали не только в деревне, но и в райцентре, хотя и несколько дороже привезённых из Архангельска. Однако, как известно, за морем телушка - полушка, да рубль - перевоз. Накладные расходы на корма и на продукцию были слишком велики для колхоза, и ферму прикрыли. С невестами опять стало туго...

После занятия со студентами я поговорил с архангельским предпринимателем, который в советское время учительствовал в той самой поморской деревне.

- Пожалуй, Володе от отца передался по генам тот страх, который переживал Иван Иванович в Дахау, психика повредилась, - вот парень и застрелился - сказал я. И что же услышал?

- Скорее, тут в другом дело. Жениться Володе было не на ком, вот какая штука... Отцу после войны легче жилось: пришёл домой, девок и женщин много, а мужиков мало, они в могилах далеко от родного порога. Поэтому Ивану Ивановичу - раздолье. Он женился, пятеро детей родилось в браке. Да ещё и вне брака ребёночка сделал жениной сестре, которая одиноко жила, - сказал мой собеседник.

Комплименты

Однажды мой герой прочитал в газете только что вышедшее интервью с ним, позвонил и вполне искренне высказал в мой адрес комплименты. Я был польщен. Возгордился. И взял в руки свежий номер газеты, чтобы насладиться своей работой. И тут же заметил мелкую оплошность: написал, что мой герой работал в государственных вузах и ПГУ. Получается, что Поморский университет - не государственный. Настроение мое сразу ухудшилось, газету я отбросил. И вспомнил чеховского героя, который говорил, что в человеке должно быть все прекрасно - и лицо, и одежда, и так далее. Вот так и в газетном материале: все должно быть если не прекрасно, то хорошо.