Небесный огонь

А. ПАВЛОВ • 16 ноября 2017

    В повести Александра Беляева «Золотая гора», впервые опубликованной в 1929 году, есть один эпизод, который прямо напрашивается на расширительное, даже, пожалуй, символическое истолкование... Где-то на Алтае, в горном урочище, молодой советский ученый Микулин устроил свою лабораторию — он решает проблему превращения элементов, и решение уже почти найдено им: скоро, совсем скоро можно будет превращать висмут в золото, золото в серу, серу в платину, «давнишняя мечта человечества» близится к осуществлению.

    И вот туда, в заповедную глушь, пробирается (с целью отнюдь не дружественной) американский журналист Клейтон, и проводник, старый охотник, на подходе говорит ему: «Дальше не пойду. Озолоти — не пойду... Там огонь падает с неба на дом, и дом не горит...».

    Скоро мы узнаем, что Микулин, оказывается, изобрел антенны, позволяющие улавливать молнии и конденсировать их энергию, но, признаться, не техническая сторона дела производит самое сильное впечатление: в памяти главным образом остается картина огня, низведенного человеком с неба на землю,— древний прометеевский миф просвечивает сквозь оболочку научно-фантастической повести... Наверное, можно сказать что новый Прометей, познав-, ший и подчинивший себе природу, человек социалистического общества (это исключительно важно!), и был основным героем произведений Беляева; наверное, также можно сказать, что героем его был олицетворенный Человеческий Разум, раскрепощенный революцией...

    Сам Александр Беляев очень глубоко пережил смену эпох, наступление новой, послеоктябрьской эры. Он вырос и сформировался в старой России, Октябрь для него стал фактом и его личной биографии. Однажды, кажется в тридцатых годах, Беляев вкратце записал все, что считал нужным, о своей жизни. Эта запись предназначалась для одного словаря, так и не вышедшего в свет. Мы приведем ее почти целиком, в скобках дополнив рядом деталей:

    «Беляев Александр Романович, род. в 1884 году (в Смоленске, в семье священника). В детстве увлекался Жюлем Верном. Совершал «кругосветные путешествия», не выходя из своей комнаты. (В другом месте о «путешествиях» говорится подробнее; «...Мы с братом решили отправиться путешествовать к центру Земли. Сдвинули столы, стулья, кровати, накрыли их одеялами, простынями, запаслись маленьким масляным фонарем и углубились в таинственные недра Земли. И тотчас прозаические столы и стулья пропали. Мы видели только пещеры и пропасти, скалы и подземные водопады такими, какими их изображали чудесные картинки (то есть иллюстрации к роману Жюля Верна «Путешествие к центру Земли».— А. П.): жуткими и в то же время какими-то уютными. И сердце сжималось от этой сладкой жути. Позднее пришел Уэллс с кошмарами «Борьбы миров». В этом мире уже не было так уютно...») Мечтал о полетах. Бросался с крыши с большим раскрытым зонтиком, на парашюте, сделанном из простыни, расплачиваясь изрядными ушибами. Позднее мастерил планер, летал на аэроплане одной из первых конструкций инж. Гаккеля, за границей — на гидроплане. Любил изобретать. В 16—18 лет изобрел стереоскопический проекционный фонарь. Через 20 лет такой же был изобретен в Америке. Получил высшее юридическое образование, музыкальное — по классу скрипки. Изучал историю искусств, ездил в Италию изучать Ренессанс. Был в Швейцарии, Германии, Австрии, на юге Франции. В студенческие годы зарабатывал одно время игрой в оркестре цирка Турции. В 1905 году студентом строил баррикады на площадях Москвы. Вел дневник, записывая события вооруженного восстания. Уже во время адвокатуры выступал по политическим делам, подвергался обыскам... Не менее 15 лет отдал театру. Режиссировал и играл в провинции и несколько сезонов в Москве. Был присяжным поверенным, но адвокатура — формалистика и казуистика царского суда — не удовлетворяла, Начал работать в провинциальных газетах примерно с 1911 — 1912 годов, был музыкальным и театральным критиком, Сотрудничал в детском журнале «Проталинка» в Москве, С 1916 по 1922 год тяжело болел костным туберкулезом позвонков, (Годы 1917—1921 провел неподвижно, закованный в гипс; говорит, что «переживал ощущение головы без тела».) С 1923 года в Москве. начал писать рассказы в научно-фантастическом плане...»

    Теперь о жизни Беляева остается досказать совсем немногое. Тяжело больной он ежедневно преодолевал мучительную боль, садился за письменный стол и работал. Одних романов он написал шестнадцать да еще повести, рассказы, статьи... Печатался главным образом в журналах «Вокруг света» и «Всемирный следопыт». Читатели сразу приняли и полюбили фантастику Беляева, чего не скажешь о критиках. В 1942 году Беляев умер а городе Пушкине под Ленинградом...

    Мы смотрим на восемь томиков собрания сочинений Беляева: в них все лучшее, что он написал. Мы сами зачитывались ими в детстве, теперь их читают наши дети. Интересно, считал ли себя сам Беляев детским писателем? Скорее всего — нет, не считал. Иначе он вряд ли взял бы для своего первого романа «Голова профессора Доуэля» тему, столь явно подсказанную его собственной болезнью.

    Это — странный и страшный роман. Вы помните, там гениальный профессор, открывший способ оживлять головы умерших, так что. стало возможно использовать работу их мозга, сам сделался первой жертвой собственного открытия. Конечно» ученый-гуманист профессор Доуэль мечтал научиться оживлять всего человека — весь организм, однако стечение обстоятельств исказило и обезобразило его замысел. Судя по этому роману, да и не по нему одному, Беляев не был простодушным энтузиастом науки, он видел моральные проблемы, которые сплошь и рядом ставит ее развитие; вопрос о ценности для человека (даже еще острее; о допустимости) иных научных открытий не был для него праздным вопросом. И если этот далеко не детский роман все-таки читают главным образом дети, нам следует позаботиться, чтобы они правильно поняли его. Особенно теперь, когда наукой пропитана вся жизнь, как никогда не бывало, надо помнить (и учить детей), что наука — для человека, а не против него, что наука не отменяет и не заменяет морали и только наука, стоящая на крепком, нравственном фундаменте, заслуживает своего имени.

    Однако пускай не детским — Беляев наверняка считал себя писателем для юношества. Он был писателем, прославляющим энергию, ум, смелость и верность, пытливость, готовность и умение переносить испытания, и все — с благородной целью привить юношеству уважение и любовь к этим лучшим человеческим свойствам, очаровать и увлечь его ими. Писателями для юношества были Жюль Берн, Джек Лондон, у нас (до известной степени) — Александр Грин. Нетрудно увидеть, что Беляев понемногу учился у каждого из них.

    Но, конечно, главным его учителем была жизнь — перестройка мира и обновление человека, совершавшиеся у него на глазах в Советском Союзе. Можно без риска ошибиться перечислить факты из хроники первых пятилеток, отразившиеся (не всегда прямо) в книгах Беляева. Строительство индустриальных гигантов и Днепрогэса. Орошение пустынь. Полярные экспедиции. Покорение стратосферы. Опыты Мичурина. Но даже сильнее, чем отдельные факты, на прозе Беляева отризились атмосфера энтузиазма и стремительный темп, в котором жила страна. Эта атмосфера и темп диктовали ему энергичный ритм повествования, краткость, сжатую емкость слова и мысли.

    Сохранился рассказ о встрече Беляева с Гербертом Уэллсом, приезжавшим в СССР в 1934 году. Беляев, разумеется, глубоко уважал знаменитого фантаста. Однако свидетель беседы был удивлен, с какой убежденностью и страстью Беляев, обычно сдержанный и деликатный, обрушился на теорию медленного эволюционного развития, которую отстаивал Уэллс; она, по словам Беляева, была «неприемлема для самого духа советского мышления»... Теперь это уже история; и первые пятилетки, и встреча с Уэллсом,— полвека миновало с тех пор, многое изменилось. И вот налицо еще один, пожалуй, неожиданный урок произведений Беляева: сегодняшние дети, читая их, непременно почувствуют и запомнят, в какой атмосфере росла и строилась наша страна. И правда, эту атмосферу нельзя не почувствовать, читая, например, «Звезду КЭЦ» или «Чудесное око». Мы не будем передавать их содержания (кто не читал — прочтите); скажем только, что эти романы Беляева особенно полно насыщены светом и воздухом социализма; пространство сильно расширено в них; от рукотворной звезды на космической орбите до океанских глубин,— и всюду простые, веселые, смелые люди, никогда не знавшие угнетения и неравенства, стараются приложить свой разум и руки, чтобы сделать жизнь добрее и лучше. И этих людей, по сюжету населяющих будущее, Беляев не придумывал — находил в настоящем: это были энтузиасты и строители тридцатых годов, комсомольцы, о которых писали газеты, которых Беляев наблюдал и сам и с пристальной зоркостью писателя-реалиста сумел разглядеть их подлинные черты...

    Впрочем, на способность научной фантастики буквально прогнозировать будущее Беляев смотрел скептически, отнюдь не обольщаясь на этот счет. Он так и писал: «Ведь всякая фантазия... в конечном счёте является результатом комбинирования, перестановки образов реального мира». И делал отсюда вывод, что в самой жизни надо находить ростки будущего, его провозвестников и носителей.

    Так совершенно естественно его внимание привлек с себе Константин Эдуардович Циолковский. Это его инициалами названа беляевская звезда КЭЦ. Космической теме Беляев посвятил еще два романа — «Воздушный корабль» и «Небесный гость». Первый из них Циолковский прочитал в «Вокруг света» и откликнулся письмом: «Рассказ... остроумно написан и достаточно научен для фантазии. Позволю себе изъявить удовольствие тов. Беляеву и почтенной редакции журнала». Беляев ответил; завязалась переписка. Циолковский помог ему уточнить и переработать роман (речь там — о полете на цельнометаллическом дирижабле). Вскоре Циолковский скончался. А для Беляева он остался навсегда незримым собеседником и образцом, в котором нуждается каждый писатель, да и каждый человек тоже... Он писал о Циолковском, а думал и о себе, и о человеке вообще — ка- ков он есть и каким он должен быть. Циолковский — "это тип человека будущего с расширенным до космических масштабов сознанием».

    Скажем и про самый знаменитый роман Беляева — «Человек-амфибия». Надо было очень увлечься мыслью о скрытых биологических возможностях человека, чтобы создать образ юноши Ихтиандра (лучшее писательское достижение Беляева) — образ наивного и мудрого существа, печального, по-детски чистого и в то же время живущего одним дыханием с морской стихией, такого же зыбкого и переменчивого, как она...

    Еще одно: по сути своей всякая мудрая мысль добра. И доброта ее действенна и способна делать людей лучше, чем они были, В книгах Беляева это очевидно. В повести, с которой мы начали, той, где небесный огонь падает на землю, на немногих страницах развернуто динамичное действие, в результате которого заклятый враг, готовый уничтожить Микулина и аннулировать его открытие, оказывается бессильным, попав в поле притяжения мысли ученого.