Сенсация! Дневники первых дней войны! Записи, посвященные трагедии Западного фронта в конце июня — начале июля 1941 года. Таких прямых и живых свидетельств о тех событиях мы знаем крайне мало: в горячке боев, окружений, бомбежек было не до дневников, да к тому же большинство тех, кто мог бы как участник рассказать об этих драматических днях, погибли.
Несколько слов о положении Западного фронта в июне 1941 года. В первые же часы 22 июня немцы нанесли мощные удары по флангам фронта и потом последовательно их наращивали в глубину — южнее Минска через Слуцк и на Бобруйск, севернее Минска и на самый Минск. Следуя принятой в РККА доктрине активных действий, командование фронта само, а потом и по прямому приказу Генштаба организовало контрудары танковых корпусов, но — в центре фронта, а не на его флангах, там, где была наибольшая опасность. На флангах советские войска быстро отступали, а в центре образовался огромный выступ — от Белостока до Минска, в котором возникли потом два кольца, где оказались окруженными войска трех советских армий.
Таков исторический фон записей Л.А. Щербакова, адъютанта К.Е. Ворошилова.
Публикация фрагментов записей из дневника Л.А. Щербакова наводит на непростые размышления.
Прежде всего, возникает вопрос: насколько в записях отражение первых дней войны модернизировано? Ведь тексты, публикуемые историком Борисом Соколовым, писались на основе дневников весной 1961 года, когда уже устоялись официальные позиции в оценке политики высших инстанций, хода событий, роли отдельных лиц. Возможно, модернизация имела место, но, думаю, читатель обратит внимание на множество конкретных и точных деталей (например, идея получать сведения о положении своих войск от бежавших в тыл партийных работников!). Это такие детали, которые невозможно придумать задним числом, и они, мне кажется, свидетельствуют о том, что в основе публикуемых текстов лежат подлинные записи своего времени.
К первому вопросу тесно примыкает другой: не слишком ли умным и профессиональным военным выглядит в записях Климент Ворошилов? Борис Соколов справедливо задается этим вопросом в своих комментариях. Думаю, и здесь возможна некоторая модернизация, но главную причину возникновения образа «тупого» Ворошилова вы прочтете у Б. Соколова.
И наконец, главный вопрос. Записи Л.А. Щербакова, на мой взгляд, четко свидетельствуют: первые дни войны показали, что наша армия не была готова к ведению боевых действий. Главное, не было устойчивой и надежной системы управления войсками, не было налаженной системы получения и обработки сведений о противнике, после первых же ударов развалилась иерархия командных инстанций — от дивизии до Генштаба. Имея такую неорганизованную, не выстроенную военную машину, можно ли было планировать превентивный удар против Германии, чья превосходно сколоченная армия, с отработанным взаимодействием между родами войск, прошедшая испытания в сражениях в Польше, во Франции, на Балканах, была сосредоточена у наших западных границ?
Идею подготовки такого опережающего удара развивает, как известно, Виктор Суворов. Сходную позицию занимает и публикатор записей Б. Соколов. Но мне кажется, что планировать такой удар мог лишь безумец, живший в нереальном, воображаемом мире (например, Сталин, если он действительно поверил в то, что Гитлер собирается напасть на Англию в июле 1941 года). Или люди в высшем государственном, партийном и военном руководстве, которые, увы, тоже жили в нереальном мире, не представляя ни действительную силу потенциального противника, ни подлинный характер современных боевых действий, ни состояние своей армии, которую они готовились бросить в пекло сражений.
Возможно, так оно и было: привыкнув жить во лжи, которая окутывала все их деяния — от внутрипартийной борьбы с непременной «изменой Родине» до мнимых успехов «первых сталинских пятилеток», эти горе-руководители уже и сами не были в состоянии трезво оценить существующее положение вещей, реальные возможности страны и армии. «Нам нет преград ни в море, ни на суше» — пели и убеждали — убедили? — и народ, и самих себя. Сперва финны на линии Маннергейма, а потом танки Гудериана и Гота показали, что преграды есть, что противодействие может быть критически мощным, смертельно опасным и для народа, и прежде всего для его безответственных руководителей.
Публикацией книги «Ледокол» Виктор Суворов — прав он в изложении идей и фактического материала или нет — взорвал сложившуюся до того парадигму анализа событий войны, не важно — критическую или официозную. Это был первый тектонический сдвиг в историографии Отечественной войны.
Теперь, мне кажется, назревает второй: более глубокое, чем прежде, критическое рассмотрение особенностей решений и действий высшего руководства страны в соотнесении с реальностями жизни. Звучит, я понимаю, слишком абстрактно и неэмоционально. Но можно сказать и по-другому: следует изучить и понять, какими были решения и действия «партии и правительства», если цена этих решений — потеря 30 миллионов жизней наших сограждан?
