«САМАЯ СИЛЬНАЯ СИЛА»

С. ИВАНОВ, детский врач • 31 мая 2017
Мама на папу смотрит — и улыбается. Папа на маму посмотрит — и улыбается. Они танцевать очень любят. И я тоже. Мы почти каждый вечер вальс танцевали.

    Семейные танцы

    — А у вас дома кто: мальчик или девочка? — спрашивает Иринка.

    — У меня дома два мальчика, два сына,— отвечаю ей.

    — А мама у них красивая?

    — А не слишком ли много вопросов Доктору?

    — Ну, и подумаешь,— обижается Иринка,— можете не отвечать! Я вам зато про своих папу с мамой не расскажу!..

    — Расскажи, пожалуйста,— прошу я,

    — Ну, ладно,— моментально веселеет Иринка,— так уж и быть! У меня папа с мамой замечательные!

    — Да ну?

    — Они по гроб жизни друг друга будут любить! Сначала мама с папой. Потом папа со мной. Потом мама со мной... А когда у нас Алешка родился, мой младший брат, мама вдруг заболела, И папа один за Алешкой ухаживал. Кормил его из рожка. Перепеленывал. Стирал. Гладил. По ночам возле него сидел... Такие у него под глазами черные тени стали, даже жалко...

    — Ну, а ты ему не помогала?..

    — А меня в деревню к бабушке отправили. Если бы не отправили, я бы, конечно, здорово папе помогала,

    — Ну а теперь помогаешь?

    — Теперь помогаю. Только маме, а не папе. Потому что мама поправилась, а папа сейчас, когда Алешка подрос, книгу сел писать.

    — Какую книгу? О чем?

    — Историю своего завода. У них на заводе архив богатый. И папа говорит, что никто им всерьез не занимался, Вот он и решил заняться, Каждый день после работы — два часа в архиве, А потом домой придет и пишет, пишет. Книга будет очень интересная,

    — Наверное, интересная,— соглашаюсь я.— А танцевать-то вы совсем перестали?

    — Мы так договорились,— улыбается Иринка,— сделаем перерыв до тех пор, пока Алешка не сможет с нами вместе... Вместе ведь интереснее, правда? Как раз две пары получится!

    Заговор

    Очень интеллигентная семья. Муж — доктор наук, ему пятьдесят с небольшим, Жена — кандидат наук, ей сорок, У них сынишка восьми лет — мальчик с повадками вундеркинда.

    Я прихожу к ним довольно часто: Миша — мальчик болезненный.

    — Доктор, хотите, я вам почитаю свои стихи? — всегда прежде спрашивал Миша. Если я отказывался, он предлагал показать мне свои картины или послушать свою игру на пианино,

    В присутствии отца Миша подтягивается, делается со мной сух и официален. Как я догадался, Мишин отец не признает «сантиментов».

    У Миши очередная ангина, и, к моему удивлению, никаких «высоких материй» от него не слышу.

    — Что ж ты стихи не рвешься читать? — спрашиваю добродушно.

    — Разве это стихи! — Миша пожимает плечами.— Напрасная трата времени! И картины мои тоже! И музыка! Мы с Юркой оба — бездари в искусстве!

    — С каким Юркой?

    — Юрка — это папин внук.

    — Ничего не понимаю!— признаюсь откровенно.

    — У папы была другая семья, это же элементарно,— говорит Миша,— И жена у него была мещанка. А дочка у него уже взрослая. У дочки родился сын, у мамы родился я. Папа решил начать семью сначала и стал жить с мамой и со мной, А Юрка, папин внук, пришел ко мне два года назад и познакомился, сказал, что хочет наблюдать за нами двумя. Чтобы знать, в какой семье — первой или второй — дети талантливее. Я думал: обойду Юрку по всем очкам. Но мы с ним одинаковые, как братья. Теперь хотим одну модельку строить, в технике себя попробуем...

    — А мама с папой? Они знают?..

    — Про Юрку? Нет, конечно!.. Им так нравится на меня влиять! Чтобы я во всем — как они хотят, не буду их лишать удовольствия...

    Дочки-матери

    Нина Петровна притягивает дочку к себе, пытается помочь ей одеться. Девочка с раздражением отстраняется. Ей двенадцать лет, всё хочет и может делать сама,

    — Господи,— удивляется Нина Петровна,— почему мы так поздно понимаем родителей? Сколько я свою мать изводила - вспомнить страшно! Препиралась по пустякам, из-за тряпок ныла, не слушала никаких предостережений, никаких советов. Мать моя, бывало, и плакала из-за меня, из-за моего норова, и обижалась. А теперь повторяется история с этой вот моей пигалицей. Только я теперь на месте матери...

    — Ну, завелась,- ворчит девочка недовольно.

    — Подожди,— просит Нина Петровна,— дай с человеком поговорить. А то ведь с тобой не больно-то разговоришься... С какой я теперь любовью мать свою встречаю, вы бы знали, доктор! Как я жду ее, маму свою, как я жду ее по ночам! Как рада, когда поговорю с ней!..

    — Почему же только по ночам? — говорю я.— Днем-то некогда, что ли?

    — Бабушка умерла пять лет назад! — говорит девочка громко,

    — А как же она приходит? — задаю Нине Петровне глупый вопрос.

    — Во сне! — отвечает девочка за мать.— Как в романах!

    — О том и речь, доктор,— Нина Петровна кивает, подтверждая.— О том, что поздно... Да что там! Теперь мать — я!

    — Пойдем, наставница!.. — говорит девочка, она оделась и взяла рецепты со стола, Сквозь ее ироничность прорываются теплые нотки, и она украдкой взглядывает на меня: не заметил ли...

    «Чтобы без медицины...»

    Сыну Светланы — одиннадцать месяцев. Смелый, разговорчивый мальчишка, охотно идет ко мне на руки. Сама Светлана беременна — уже на седьмом месяце. Раньше она приходила в поликлинику одна, теперь ее сопровождает Андрей.

    Андрей и Света словно созданы друг для друга. Так мне кажется. Оба худощавые, светловолосые, неторопливые и мягкие в движениях.

    Первым в кабинет обычно заходит Андрей: вносит малыша, сажает на пеленальный столик. «Сиди, воробей»,— произносит ласково. Следом за Андреем идет Светлана, Она в просторном платье, которое красиво струится при ходьбе. Она перехватывает сына, оборачивается ко мне, и они вместе с Андреем говорят: «Здравствуйте!» Это «хоровое» приветствие, обращенное к нам с медсестрой, нравится мне и смешит. Потом Андрей выходит в коридор, а мы занимаемся малышом, обсуждаем подробности его жизни, намечаем перспективы...

    В этот визит я не выдержал, начал вслух нахваливать их семью. Говорил от души, думал — им будет приятно. Но сразу увидел — что-то не так, Андрей нахмурился и отвел глаза, Светлана вспыхнула, нервным движением стряхнула что-то с платья. "Андрюша, я сейчас!" — шепнула и быстро вышла, почти выбежала из кабинета,

    — Плакать побежала,— сказал Андрей.

    — Извините...

    — Да вы же не знаете, доктор. Светлана — не жена мне, она — моя сестра.

    — А где же муж? Развелся?..

    — Муж у нее хороший был,— Андрей потемнел, словно вдруг устал смертельно.— Три месяца назад погиб, Отгонял горящую машину... Он очень второго сына хотел...

    Светлана снова вошла в кабинет, и Андрей стал обычным — энергичным и шутливым.

    — Я рассказывал, Света, как я тебя тренирую, чтобы легче родила! На пятый этаж она у меня, доктор, только пешком, Никаких лифтов. Зарядку наравне со мной делает. И так до самых родов... Чтоб действительно богатырь был. И без медицины обходился...

    Светлана слабо улыбнулась и переняла от Андрея сына. Андрей кивнул мне и вышел. Как обычно... И мы, как обычно занялись малышом...

    Посланник

    — Я понял, почему мы не умеем воспитывать детей,— говорит Сергей Степанович.

    — Кто «мы»? — уточняю я.

    — Ну, мы — большинство родителей. Мы производим только внешнее воздействие, Силой своей власти вдалбливаем определенные правила поведения. И не думаем о том, чтобы дать ребенку внутренний толчок...

    — Как же его произвести? — спрашиваю не без иронии; много я слышал в своем кабинете доморощенных философов,

    — Не знаю,— пожимает плечами Сергей Степанович.— Вернее, знаю, но только в единичном случае — применительно к своему Эдику.

    — Расскажите! — прошу я.

    — Да рассказывать-то нечего! — улыбается он.— Просто Эдик был упрямый, все слова от него отскакивали. Я думал-думал, почему он такой невосприимчивый, и в конце концов понял то, о чем вам сказал. И решил я использовать «космические страсти» сына. Он у меня одержим космосом. Фантастикой бредит, поговорить о космосе, о межпланетных полетах любит. И сказал я ему: «Представь, что ты попал на Землю к братьям по разуму и теперь должен жить среди них, то есть нас. Такое задание у тебя, Ты должен все узнать про нас, должен влиться как полноправный член в нашу цивилизацию, Ты должен приспособить все свое — характер, интеллект — к тому, чтобы не вступать в конфликт с братьями по разуму. Познавай все, что кругом, строй себя — такова твоя миссия»,

    — И что? — спрашиваю я с интересом.— Получилось?..

    — К моему удивлению, вышло,— смущается Сергей Степанович.— Присмотритесь к Эдику, Он действительно в полете, Он действительно среди братьев по разуму...

    — Поздравляю!

    — Да что вы! — отмахивается Сергей Степанович,— Я иногда боюсь...

    — Чего вы боитесь?

    — Как в меня попала эта идея? Откуда?.. Может, мне ее внушили? Может, Эдик и впрямь — посланник внеземной цивилизации?

    У меня холодок по спине,

    — А кто вы по профессии? — спрашиваю, только чтобы не молчать,

    — Нет, я уж точно не посланник, Я — старший бухгалтер,— говорит Сергей Степанович.

    Улыбка

    «От улыбки солнечной одной...» Петя вечно мурлыкает эту песню, Когда играет, мурлыкает, Когда кушает, мурлыкает. Даже когда ему уколы делают, мурлыкает,

    Уже медсестра сама начинает напевать. Уже буфетчица, разливая суп и раскладывая второе, бормочет: «И тогда наверняка...»

    — Что у тебя за привычка? — спрашиваю у Пети,— Всех заразил своей песенкой!

    — Потому что улыбка — сильная вещь,— отвечает Петя серьезно,— Это, может быть, самая сильная сила в жизни.

    — Почему ты так думаешь?

    — А потому что я, еще когда грудничком был, здорово очень улыбался, А папа в это время нас ненадолго разлюбил. И хотел уйти к другой тете. Собирался он, собирался, а на меня все время глядел. Потом взял меня на руки и стал ходить по комнате. Потом пошел к маме и попросил прощения. Сказал, что снова нас любит, потому что моя улыбка его приворожила.

    И Петя снова начинает мурлыкать...

    Кто победил?

    Я попал на «семейную сцену». Пришел по вызову к младшему брату в то время, когда старший решил выяснять с родителями кое-что...

    — Извините,— сказала мать, на щеках ее пылали красные пятна.— Леня в детской...

    И убежала в другую комнату, где звучали рассерженные мужские голоса.

    Леня сидел на постели и напряженно слушал. У него даже рот слегка приоткрылся.

    — Во дает!..— сказал он одобрительно, только я не понял, в чей адрес.

    — Ты лучше объясни, что с тобой произошло! — попросил я строго.

    Леня скороговоркой выложил мне, как он заболел... Пока я его осматривал, выстукивал, выслушивал, он, открыв рот, снова ловил голоса из соседней комнаты. И я, конечно, тоже их слышал...

    — Мы в твои годы в кроссовках не ходили! — раздраженно говорил мужчина.

    — Не едали досыта!..— поддерживала мать.

    — Да что кивать на ваши годы! — слышался юношеский басок.— Теперь не ваши годы...

    — Значит, нас будто уже и нет! — вскидывался отец.

    — У вас все лучшее в прошлом! -— парировал подросток.

    — Ты у нас в настоящем! — кричал отец.— И Ленька!.. И мы за вас отвечаем!..

    — Чтобы отвечать, надо содержать прилично! — это сын.

    — А мы вас что, не одеваем? Не кормим? — кипела мать.

    — Ну, конечно, мы не голые! — признавал сын.

    — Слава богу, вы хоть это видите! — сказала мать.

    — А чего мы не видим?..

    — Отец надрывается, работая на вас! На сверхурочных, на авралах, на ночных! Себе ничего, все вам да вам! А вам все мало!

    — Да разве они поймут! — безнадежно констатировал мужчина.

    — А мы разве виноваты, что вы нас родили! Мы не просились... Жить надо уметь!

    — Это что, воровать, что ли? — выпытывала мать.

    — А у нас все есть! — отец вдруг успокоился и говорил сдержанно.— Нам хватает!

    — А кожаный пиджак у тебя есть? — кричал подросток.— А кожаное пальто?..

    — Нет! — не смущался отец.— Мне не нравится эта мода! Я не хочу ни пиджака, ни пальто!

    — Тебя не переспоришь! Ты всегда прав!..— я услышал, как мальчик неожиданно всхлипнул... Ленька потрясенно захлопнул рот...

    — Что ты хочешь, сынок? Пиджак из кожи? — после паузы спросил отец.-— Он у тебя будет! Через полгода! Полгода ты сумеешь подождать?

    Молчание. Я представил, как старший сын, угрюмо насупившись, кивает головой.

    — Отец, как же ты? — слабо вскрикнула мать.

    — Раз обещал — сделаю! — спокойно сказал отец.— И без воровства! Ты слышишь?

    И снова молчание было ответом...

    — Ну, папка! Ну, сила!..— восхищенно сказал Ленька.

    Как дедушка плавал за бабушкой

    Для каждого пациента, для каждой мамы или бабушки, как я заметил, есть «волшебный» вопрос, который словно ключик... Задашь его — и человек приоткроется. Не набредешь на него — и общение останется казенным, формальным.

    Шестилетнего Дениску «открыл» стандартный вопрос:

    — Кем ты собираешься быть, когда вырастешь?

    — Моряком. Мы — моряцкая семья! Бабушка с дедушкой пример показали!..

    —- Плавали, да?..

    — Они геройски воевали! — отчеканил Дениска.

    — Не может быть, они же старенькие! — возразил я лукавым голосом.

    — Господи боже! — со смешной серьезностью сказал мальчик.— Во время войны они моложе вас были! И совершили подвиг!..

    — Какой? — спросил я быстро.

    А бабушка:

    — Ну хватит тебе, Денис! Разболтался, как сорока!..

    — Я расскажу, бабушка! — упрямо сказал Денис.

    И бабушка промолчала, только губы дрогнули, проглотив какое-то слово...

    — Моя бабушка была разведчицей,-- стал рассказывать Денис,— радисткой. Один раз ее высадили ночью с катера. Она должна была наблюдать за важной дорогой. Передавать о движении войск. Послали ее на неделю, но через неделю не смогли забрать. Немецких войск прибыло видимо-невидимо. Они ехали по дороге с утра до ночи, И все — мимо болота, в котором бабушка пряталась. А катер не мог прийти. И наши бойцы и командиры переживали за бабушку, боялись, что она погибнет. А сведения она очень ценные передала. Она еще в болоте сидела, а ее уже к ордену представили...

    Я поглядел на бабушку, она не заметила моего взгляда — что-то вспоминала сейчас: наверно, то, о чем рассказывал внук...

    — Никак было на корабле не приплыть за бабушкой. Немцы пушки на берегу поставили. И прожектора. Тогда дедушка вызвался помочь. Он взял обычную лодку весельную и в одиночку за бабушкой поплыл. Пять километров греб. Фашисты прожектором посветят, а дедушка на дно — шлеп! И лежит тихонько. Фашисты видят: лодка не военная. Думают: оторвалась, наверное, откуда-то... Приплыл дедушка. А знак у него был условный — фонариком по-особому помигать. Чтобы бабушка вышла к нему. Приплыл он, а где уж тут мигать: дорога неподалеку, а по ней — грузовики с солдатами. Один за другим, один за другим!.. Дедушка пригорюнился, а потом вот что решил: пополз по болоту, а сам насвистывает негромко: «Вставай, проклятьем заклейменный!»... Бабушка его услышала и окликнула. И они вместе назад поплыли в лодке. А когда приплыли, бабушка целый котелок съела гречневой каши. У нее-то в болоте почти ничего не было из еды...

    Дениска замолк, у него разгорелись щеки. Я снова посмотрел на бабушку — она все еще была в своих воспоминаниях. И вдруг я понял, как хорошо Дениске подрастать рядом со своими «стариками».