Лет тридцать назад социологи останавливали на улице прохожего и спрашивали его: «Кто ты?». Он сначала пытался понять, чего от него хотят, но никто ничего не объяснял, и приходилось отвечать так, навскидку. Первое, что приходит в голову. Приходило в голову: «Человек» — не собака, значит. «Советский человек» — с обозначением гражданства и идеологической принадлежности.
Чаще всего называли профессию, то есть осознавали себя прежде всего членом некоего профессионального сообщества (как это и предполагала, и объясняла в своей публикации в нашем журнале двадцать пять лет назад Ксения Никольская. Она и статью так назвала: «Из семьи в профессию»). И только одна молоденькая женщина застенчиво сказала: «Я — жена Иванова».
Последние десять лет нечто подобное систематически проделывает доктор философских наук Владимир Александрович Ядов. И ему — в куда более солидном исследовании — множество людей снова и снова говорят одно и то же: «Я — отец» (муж, жена, мать, сын, дочь).
Все остальное отступило на задний план. На передний, по многочисленным исследованиям, решительно вышла семья. Мы больше не строим коммунизм, не боремся с врагами народа, не несем пламя революционной справедливости в дальние углы планеты, не помогаем национально-освободительному движению порабощенных народов. Мы кормим семью, воспитываем детей и печемся об умножении семейного ресурса. Мы были бы готовы написать на своих знаменах: «Мой дом — моя крепость», но это было бы прямым плагиатом, да и дома, который можно принять за крепость даже условно, у большинства из нас нет.
Да и крепость ли наша семья, наша единственная сегодня опора и надежда? Вот данные некоторых исследований, проведенных в девяностые годы, как раз во времена, когда поддержка семьи была остро необходима каждому. Сравнительное советско-финское исследование (в СССР сбор данных прекращен в 1991 году): при возникновении материальных проблем на поддержку жены или мужа рассчитывают 90 процентов финнов и только 51 процент россиян; эмоциональной поддержки ждут в своей семье 92 процента жителей Хельсинки и только 72 процента москвичей; еще краше: 55 процентов молодых мужей в Москве меньше всего ожидают такой — эмоциональной! — поддержки от своих жен…
Конец девяностых, часть большого исследования старшеклассников Москвы и Подмосковья «Подросток-2000». Каковы претензии подростков к родителям? Не психологическое давление, не преувеличенная опека; более всего нынешние подростки, как выясняется, страдают от равнодушия матерей, враждебности отцов и крайней непоследовательности обоих родителей в требованиях к своим детям. Парадокс: никогда прежде мы так не стремились к семейным ценностям, к семейному счастью, но одновременно давно не были столь критичны по отношению к собственной семье…
Так что же происходит на самом деле? Может быть, права Ксения Никольская, центр жизни человека уходит из семейного пространства в иное, и только ностальгия выносит ценность семьи на первое место списка наиглавнейших ценностей? Может, слишком большие ожидания и несоразмерные требования подламывают современную семью, размывают ее, истощают ее реальные возможности?
