Зигфрид и лесные врачи

Александр Волков • 15 ноября 2016
Изучение животных долго сводилось к их изгнанию из естественной среды обитания и последующему наблюдению за ними в неволе. Когда же ученые вошли в глубь леса, в племя обезьян, им предстала чужая — нечеловеческая — культура.

    «Полны чудес сказанья давно минувших дней
    Про громкие деянья былых богатырей»
     

    — таким зачином открывается «Песнь о Нибелунгах». Ее герой, Зигфрид, по одной из легенд, понимал язык птиц. Зоологи наших дней все больше напоминают древнего богатыря. Внимая поступкам и мимике животных, они открывают особую культуру поведения и описывают ее так убедительно, словно те сами проговорились обо всем — на своем птичьем или зверином языке. Что нам откроется в этих признаниях? ИХ одушевленная сущность? НАШЕ животное «я»?

    Ось времени снова обращена в прошлое. Я вспоминаю свои «давно минувшие дни». Учебник, текст, секрет: обезьяны начали мастерить орудия труда и превратились в человека. Шепот за партой: «А представляешь…» Карта Азии или Африки, джунгли: обезьяна подбирает камень. Удар, еще удар. Получилось рубило. Потом каменный топор. В глубине леса: в племени обезьян: вновь рождается человек. Шепот за партой: из леса выходит бывшая обезьяна, новый Маугли. Обращается к первому встречному. О чем она спросит? Как? Как придумает наш язык?

    У нее были свои традиции, навыки их передачи от поколения к поколению, «предметные результаты деятельности» и даже научные открытия — как ни странно звучат эти слова! Не хватало лишь одного — умения разлагать любые впечатления на отдельные элементы и ставить им в соответствие звуки. Обезьяны не придумали язык.

    Зато, как и мы, обезьяны оценили, какие возможности открываются, если, манипулируя предметами, использовать «посредников» — другие предметы, так называемые орудия труда, восполняющие недостатки нашей руки. Как и мы, они пытаются понять и запомнить, чем полезны плоды и листья, встречаемые ими, то есть — пусть это смело сказано! — развивают начатки первобытной науки. Как и мы, они стремятся влиять на те или иные явления природы, то есть вмешиваются в божественный ход вещей — совершают религиозные действия. Как и мы, обезьяны выстраивают систему сложных психологических отношений; у них есть мораль и этикет, дипломатические традиции и военные стратегии.

    Шотландский зоолог Эндрю Уайтен составил список, насчитывающий около сорока форм поведения, которые, несомненно, можно, назвать «культурными».  Обезьяны, например, часами готовы раскалывать орехи, примостив их на камне и стуча по ним другим камнем. Прежде чем сесть на сырую землю, они кладут подстилку из листьев. Собирают листья и веточки в пучок, чтобы отогнать пчел или мух. Постукивают пальцами или палками по стволу дерева, силясь привлечь внимание. В засушливое время года вырывают палками яму и ждут, пока она не наполнится водой. Если трудно зачерпнуть питье, то рвут листья, сминают их и макают в воду, а потом, приложив их к губам, по каплям потягивают влагу.

    Не все животные умеют пользоваться этими приемами, ведь сноровка не передается по наследству. У каждой популяции обезьян свои обычаи. Иные открытия совершаются неоднократно; иные — казалось бы, очевидные — остаются «технологическим секретом» отдельных групп обезьян. Так, ученые, наблюдавшие за шимпанзе в Кот-д'Ивуар (Берег Слоновой Кости), отмечали, что группы обезьян, обитавшие к востоку от реки Сассандра, не умеют разбивать орехи камнями, а их сородичи, жившие всего в полусотне километров, к западу от реки, владели этим секретом.

    Обезьяны вполне сознают важность своих открытий. Они стараются передать их по наследству. Ученые наблюдали, например, как самки шимпанзе обучали детенышей правильно колоть орехи. Они нарочито медленно размахивались и наносили удары так, чтобы малыш разглядел все фазы движений. Иногда они разнообразили свои действия, показывая, как еще можно извлечь ядро ореха. Когда же малыш принимался за дело, мама порой поправляла его и по-своему укладывала орех, если у него плохо получалось это.

    Мир ботаники удивителен. Любая трава, часть любого дерева может открыть посвященному новый источник пищи или редкостное лекарство. Примеченные средства становятся достоянием избранных, а со временем входят в повседневную практику. Так, самки шимпанзе годами учат детенышей отличать съедобные травы от ядовитых и, может быть, распознавать целебные травы.

    «Очевидно, Африка была не только родиной человечества, но и родиной современной медицины» — отмечает Майкл Хуффман из Киотского университета, один из основателей новой научной дисциплины — зоофармакологии, изучающей способы самолечения животных. «Шимпанзе могли бы подсказать нам новые лекарственные растения».

    Так где кончается животное? С чего начинается человек? С религии, как писал полвека назад Веркор? Однако в минувшие десятилетия ученые убедились, что у шимпанзе есть… свое подобие религии.

    Когда начинается дождь, шимпанзе прячутся под кроны деревьев. Если ливень не стихает несколько часов, то один из самцов срывается с места, подпрыгивает, колотит палкой по стволам деревьев, суматошно бегает и топает ногами. Ему вторят другие самцы. Этот «танец» длится до получаса — при вспышках молний, под проливным дождем. Точно так же шимпанзе ведут себя при сильном ветре, возле водопада или широкой реки. Их движения напоминают танцы первобытных народов, с помощью которых те заклинали духов. С другой стороны, подобные прыжки и ужимки служат обезьянам, чтобы выказывать свое превосходство над другими самцами. Можно лишь предполагать, что шимпанзе представляют себе ливень, ураган или водопад некими безликими живыми существами — демонами или духами стихий, — которым позволено угрожать или поклоняться. Подобное поведение не является врожденным. Не все популяции обезьян знают, что с дождем можно «говорить» как с сородичем, зато знающие передают секрет из поколения в поколение.

    Для «зигфридов от приматологии» особенно удивительны медицинские познания их подопечных. Судите сами! Вот отдельные наблюдения:

    • Шимпанзе, бонобо и горные гориллы глотают колючие листья некоторых деревьев. Эти листья не имеют никакой питательной ценности; они выводятся из организма непереваренными, но на их иглы часто бывают наколоты паразиты, обитающие в кишечнике обезьян, например, червь Oesophagostomum stephanostomum, достигающий трех сантиметров в длину. Обезьяны глотают эти листья лишь в сезон дождей, когда заболеваемость кишечными инфекциями стремительно растет.
    • Горные гориллы жуют кору дерева домбейя, которая содержит вещества, убивающие кишечных бактерий Escherichia coli.
    • Весной японские макаки поедают травянистое растение такэнигуса, напоминающее бамбук. В китайской медицине его издавна применяют при лечении нарывов и язв, а также при заболеваниях ушей.
    • Японские макаки, живущие на острове Арашияма, поедают в день до трех граммов земли. Как оказалось, здешняя земля изобилует каолином, а он помогает при желудочных расстройствах.
    • Красные колобусы, живущие на Занзибаре, питаются листьями манго и миндаля, богатыми протеинами. Однако эти листья содержат также фенолы, нарушающие пищеварение. Вот почему местные обезьяны, довершая трапезы, ищут обгорелые стволы деревьев и глотают угли; древесный уголь, впитывая фенолы, очищает желудок.
    • Капуцины, обитающие в лесах Коста-Рики, любят натирать тело определенными листьями, семенами или корой — эти же средства используют местные жители, растирая тело при укусах насекомых или кожных заболеваниях.

    «Так с чего же?» — звучит все тот же вопрос. Молчание, молчание. Без языка. Быть может, именно появление языка стало центральным событием в истории рода человеческого? С тех пор как человек получил возможность говорить: «Да вот как можно…», он отыскал удобный «кладезь опыта». Отныне дело следовало за словом; суть любого изобретения излагалась сородичам, соплеменникам, жителям полиса, царства, империи, всем гражданам мира. Слова впитали наш опыт. Между человеком и обезьяной разверзлась пропасть из слов…

    Изучение человекообразных обезьян помогает нам понять, чем уникален человек. Обезьяны хитры и изобретательны, но их открытия пропадают, едва разомкнется цепочка, соединявшая старших с младшими. В мире обезьян накопленный опыт сохраняется лишь в ближайшем их окружении. И только язык может переносить технологии и ритуалы из одной части света в другую, из одной эпохи в другую, не считаясь ни с временем, ни с расстоянием.

    С чего же все началось? Как появился язык? Можно лишь гадать, и гипотезы эти почти полтора века находились за пределами науки. В 1866 году Парижское общество лингвистики (первое в мире подобное общество) на своем заседании запретило принимать когда-либо к слушанию доклады об истоке истоков их любимого предмета — о происхождении языка — ввиду самых диких умственных спекуляций, тому сопутствовавших.

    Журналы по лингвистике перестали публиковать статьи на эту тему — так же, как биологические журналы зачастую отказывались принимать статьи о происхождении жизни. Эти «начала начал» были событиями уникальными. Они напоминали «выколотые точки» на оси исторического развития, сказал бы математик, а физик добавил бы, что они похожи на одно из самых обсуждаемых явлений в науке — Большой Взрыв. Возможно, со временем и гипотезы о «рождении» Вселенной будут так же решительно отвергаться, как сейчас принимаются любые версии этого события.

    Р.S. Неандертальский человек вымер около тридцати тысяч лет назад. Теперь та же судьба ждет наших последних родичей, еще оставшихся в живых. По последним данным, на Земле сохранилось примерно по 100 тысяч горилл и шимпанзе, а также 23 тысячи орангутанов. В отчете, выпущенном в 2000 году, их численность оценивалась соответственно в 105-115 тысяч и 30-50 тысяч особей. Знаменитая исследовательница шимпанзе Джейн Гудолл  опубликовала статью в «Вашингтон пост», где предрекла: «В ближайшие десять-двадцать лет человекообразные обезьяны, как и другие виды животных, обитающие в уцелевших пока лесах Центральной и Западной Африки, могут быть полностью истреблены».
    Никто не выйдет из леса. Никто не придумает наш язык. Удар, еще удар…