«СПЛЮ У КОСТРА, НА КАРТОННОЙ КОРОБКЕ...» 21 марта Славику Фукалову исполнилось восемь. В хороших семьях таких малышей даже в школу провожают и из школы встречают. А ну как зазевается первоклассник и попадет под машину... Особенно если живет в большом городе, где движение просто сумасшедшее. Но Славик — человек бывалый. Он не только изъездил вдоль и поперек всю северную столицу, он еще и на жизнь себе зарабатывать умудрялся. Каким образом? Машины с фруктами-овощами на Калининской овощебазе Санкт-Петербурга разгружал. Вместе со взрослыми. Еще перебирал фрукты-овощи. Хорошо перебирал, качественно. За что и получал соответственно: за разгрузку машины — 20 тысяч рублей, за переборку — 10 тысяч. На эти деньги Славик покупал еду: булочки, пирожки, пакет молока...
Есть у мальчонки отец, Николай Павлович Фукалов, 1950 года рождения, и девятилетняя сестренка Лена, которую Славик очень любит. Есть старший брат Володя, отбывающий в данный момент наказание: осужден за воровство. Еще где-то в Санкт-Петербурге живет бабушка, мамина мама. Жаль, адреса бабушки Славик не знает. «Она меня видела только в детстве», — солидно замечает он, давая понять, что перед вами взрослый человек, чье детство давно закончилось.
А вот матери у подростка нет. Она умерла два года назад: замерзла по пьянке. С тех пор и начались его невеселые странствия. Пока мать была жива, она худо-бедно обстирывала малышей, кормила их, спать укладывала. Не стало матери, и пошли Лена со Славой «в люди».
В результате квартирных махинаций Николай Павлович Фукалов оказался в поселке Невская Дубровка Всеволожского района Ленинградской области. Был лишен родительских прав на обоих детей. Лену Фукалову как прописанную во Всеволожском районе определили в детский муниципальный приют «Невская Дубровка». А Славу в приют не взяли: он прописан в Санкт-Петербурге. И нельзя их в одно детское учреждение определить: у города свои деньги, у области — свои.
Вот почему в отличие от Лены жил Славик по-прежнему с отцом и пошел в сентябре в обычную среднюю школу в поселке Невская Дубровка, в первый класс. «Отец часто пьет, меня бьет и почти не кормит», — жалуется Славик, объясняя, почему он предпочел родному дому Калининскую овощебазу. «Там меня кормили, а учиться я не хочу»,— заявил восьмилетний грузчик.
— А где же ты спал?—поинтересовалась я у малыша.
— На улице,— с готовностью ответил Славик.—У костра. На картонной коробке.
Две недели прожил мальчуган на овощной базе, и никому из тамошних служащих даже в голову не пришло позвонить в милицию, сообщить о бездомном пацане младшего школьного возраста! Ограничивались мелкими подачками. Славик — парнишка добросовестный, трудолюбивый. И честный. Воровать пока не научился. Его терпели, даже гладили иногда по вихрам. «Сынок,— кричали,— слетай за пивком!» «Сынок» летел. Пока однажды не наткнулся на дрожавшего от ночной стужи малыша милицейский патруль и не доставил его на улицу Седова, в Санкт-Петербургский детский приемник-распределитель МВД России.
Здесь пареньку понравилось. Чисто, игрушек много и кормят сытно. За месяц пребывания в этом казенном заведении с решетками на окнах Славик понял, что другого пути у него нет, и сам попросился: «Хочу в детдом. Только вместе с Леной». Коренастый крепыш тоскует по сестричке, скучает без нее. Зато при имени отца вздрагивает и втягивает голову в плечи. К отцу пацан возвращаться не хочет. Ни при каком раскладе. "С ним жить не буду. Вернете — снова убегу», — говорит восьмилетний Славик, и скулы его твердеют, как у взрослого.
ИЗ ГОРОДА ВЫДВОРЕН, НА ХУТОРЕ НЕ ПРИЖИЛСЯ...
Десятилетний Гена Волегов жил с родителями и братом Павликом на Софийской улице, во Фрунзенском районе Санкт-Петербурга. Отдельная двухкомнатная квартира со всеми удобствами жилой площадью 32 квадратных метра была продана за бесценок — Флоре Яковлевне и Геннадию Михайловичу Волеговым нужны были деньги. В основном на выпивку, которая в последнее время застила уже немолодым (ей — 46, ему — 50 лет) супругам белый свет.
Согласно официальным документам, родители Гены и Паши выбыли из Санкт-Петербурга в Новгородскую область. Но это для отвода глаз. Ни в какую Новгородскую Волеговы не переезжаОни уже знают, почем фунт лиха, И неважно, сколько им лет: 7,10 или 16. Подростки, оказавшиеся в семье лишними, переживают свою беду молча, покорно, стиснув зубы, примирившись с положением отверженных. Они даже не пытаются мстить, стоять за правду, добиваться справедливости. Кому мстить? Отцу с матерью? Какими бы горькими пьяницами те ни были, они остаются родителями, а значит, самыми родными для них людьми. И тем не менее только в прошлом году 35 маленьких петербуржцев оказались на улице, потому что их родители-пьяницы продали жилье.
ли, обосновавшись в родной Ленинградской области на заброшенном хуторе в Выборгском районе. Бабушка Екатерина Павловна, проживающая в коммуналке на Московском проспекте со старшим братом Гены и Павлика - Игорем, забрала к себе 14-летнего Павла. А 10-летнего Гену взять отказалась. Некуда. Комната маленькая- тесно вчетвером.
Поэтому Гена уехал с родителями на хутор. Но им, безработным, живущим продажей грибов ягод, младший сын был в тягость. Побои, тычки, голод...Они гнали его от себя, словно приблудную кошку.
Он бежал. Ночевал в подвале бывшего "своего" дома, попрашайничал у ларьков. Однажды с новоприобретенным другом - двеннадцатилетним Сашей нанюхались бензина, который отлили потихоньку из бензобака автобуса.
В состоянии токсического опьянения Генку и подобрала милиция. Разыскали бабушку, но та опекунство над младшим внуком брать категорически отказалась: пенсия небольшая, Игорь зарабатывает мало, самой уже 76 лет. Не справится, не успеет воспитать, стара. Ей бы Павлика доучить. Он — способный, хорошо учится, А Генка — двоечник, отстает в развитии. Медико-педагогическая комиссия, обследовавшая мальчика, вынесла заключение: рекомендовано обучение во вспомогательной школе.
Не стану оспаривать мнение медиков и тем более обвинять бабушку, которой поклониться в пояс надо за то, что двоих внуков «тянет». Меня сейчас волнует другое: когда Гена выйдет из своего «вспомогательного» детдома, куда он денется? Ведь жилплощадь в Санкт-Петербурге за ним не закреплена. На хуторе мальчик тоже не прописан. Значит, лет эдак через пять-шесть появится на свет еще один бомж: Волегов Геннадий Геннадьевич, 1986 года рождения.
Прошли те времена, когда каждому сироте выделялась комната. Нарасхват нынче питерские коммуналки. Так что Генке Волегову, коренному петербуржцу, ничего не светит.
SOS! В БЕДЕ — РЕБЕНОК!
В марте прошлого года вступил в силу новый Семейный кодекс Российской Федерации. В нем четко указано: если родители не выполняют своих обязанностей по отношению к сыну или дочери, детьми должны заниматься органы опеки и попечительства.
Именно эти органы обязаны были обратиться в прокуратуру Фрунзенского района Санкт-Петербурга по поводу незаконно заключенной супругами Волеговыми сделки по продаже квартиры, в которой, кроме них прописаны двое детей. И неважно, что опекунская служба (по неинформированности или еще по какой причине) не сделала этого сразу, по горячим следам. У закона нет срока давности. В данном конкретном случае сделка может и должна быть расторгнута, а Павел и Геннадий Волеговы прописаны по адресу своего прежнего жительства: на Софийской улице.
И в случае с братом и сестрой Фукаловыми, на мой взгляд, проблема вполне разрешима. Да, у области — свои деньги, а у города — свои, у них разное финансирование. Но это вовсе не означает, что надо резать по живому, разлучать любящих друг дружку малышей. Уверена, всегда можно договориться и поселить двух ребятишек под одной крышей. Девятилетняя Лена и восьмилетний Славик не должны потерять друг друга и веру в то, что взрослые всегда защитят, придут на помощь.
Редакция берет «на контроль» эти две истории и расскажет читателям, как сложится дальнейшая судьба детей.
Но хочется достучаться и до тех, кто случайно столкнулся или еще столкнется с ночующим у костра (в подвале, на чердаке, на лестничной клетке, садовой скамейке, в подземном переходе) беспризорником: бездомных детей быть не должно. Увидели такого — бегите в милицию, в ближайший приемник-распределитель. Ведь мы сами, своим бездействием создаем будущую криминальную среду. Стоит ли удивляться, что, повзрослев, «волчата» становятся «волками», что они отвечают ударом даже не на удар, а на дружеский жест, бьют по протянутой руке. Не возмущайтесь: эти дети привыкли к тому, что руку к ним протягивают, чтобы мучить.
«Ребенок в беде!» — эти три слова звучат, как сигнал тревоги «SOS!» для любого нормального взрослого. Да услышат его все, если даже сами они благополучны, устроены, сыты.