Родина — это ландшафт. Он включает в себя не только холмы и березки, но и людей, окружающих нас. Мы с детства запечатлеваем их внешность: лицо Родины. Облик интересует нас, едва мы представляем себе жителей того или иного места на Земле. Обычно при обсуждении этногенеза язык и культура отодвигают биологический облик на дальний план. Но без него представления о народе остаются абстракцией. Вот, например, знаете ли вы, кто такие ингерманландцы? Становится ли яснее от того, что это лютеране, которые по традиции ставили курные печи и носили белые фартуки? А если сообщить, что это люди высокие, светлые, со скандинавским лицом и ясными, немного печальными (за счет опущенных наружных уголков) глазами?
В этнографии принято игнорировать расовые признаки народа. Важны самоназвание, язык, вышивка, но не лицо. Расовые признаки, мол, перемешиваются как угодно, а культура остается. Но бывает и наоборот: цивилизация стирает культурное своеобразие местного населения, а особенности внешности сохраняются.
Если наклониться над территорией, простирающейся от Карпат до Урала, и хорошо всмотреться, можно разглядеть людей — больших и маленьких, местных и приезжих, занятых своими неустанными трудами либо вовсе спящих. Все это население — или, как говорят специалисты, антропологический покров — сформировалось в течение многих тысячелетий, причем основной вклад дали мигранты, прибывавшие сюда в разные периоды.
В эпоху оледенения Восточная Европа заселялась разрозненными группами. Не следует забывать, что эта территория как была, так и осталась северным и довольно неуютным уголком Евразии. Последнюю сотню тысячелетий, когда человек вовсю процветал на двух (а затем и пяти) континентах, здесь лежал мощный ледник. Как ни странно, Сибирь и Дальний Восток в то время были свободны ото льда и более пригодны для жизни. Вокруг ледника располагались тундры, холодные степи и редколесья. Обитавшие здесь люди были немногочисленными (подобно современным коренным народам Сибири). Суровость климату придавал не столько холод, сколько обилие пасмурных дней. Солнечных лучей — согревающих, способствующих синтезу витамина D и возбуждающих нервную систему через сетчатку, — так недоставало жителям приледниковой полосы. Меньше от этого недостатка страдали люди с ослабленной пигментацией кожи, волос и радужной оболочки глаз. Так в приледниковой полосе сформировалось депигментированное население: светловолосое и светлоглазое.
Примерно 10 тысяч лет назад ледниковый щит постепенно отступил, и талые воды превратили Восточную Европу в озерный край, поросший лесом. Люди стали вести более оседлый образ жизни, усилилась изоляция — появился «субстрат» для формирования расового разнообразия. И было у этого субстрата три главных поля: балтское (широкое кольцо вокруг Балтики), приуральское (от Волги до Урала) и понтийское (тяготеющее к Черному морю), на которые наслаивались волны то с запада, то с востока, порождая в месте своего соединения «нечто среднее» — среднерусский, среднеевропейский тип.
Но до этого потепления ни о каких расах Восточной Европы говорить не приходится, настолько «мозаичной» была внешность людей. Так, например, один череп из Костенок, что в долине Дона, в Воронежской области, напоминал древнего европейца (этакий Кевин Костнер), а его сосед… папуаса (по выступанию широкого носа и челюстей, а также пропорциям тела) и одновременно кроманьонца (по строению глазниц). Однако в целом 10 — 20 тысяч лет назад местные обитатели обладали выступающими чертами лица — носовыми костями, скулами, подбородками, чем походили на людей Центральной Европы — кроманьонцев.
В мезолите усилился поток с востока, откуда мигрировали обладатели широкого уплощенного лица и вогнутой переносицы, — так называемые лапоноиды. Первоначально они заселяли территорию между Обью и Печорой. И, вероятно, вобрали в себя население древнейшего очага Западной Сибири, находящегося в стороне от тех очагов, где «выпекались» большие расы. Именно наличие уральско-лапоноидных предков (а не нашествие монгольских орд) придало обитателям «медвежьего угла Европы» нечто восточное: широкое и уплощенное лицо, узкий разрез глаз, нос картошкой, коренастое тело.
Позднее (в третьем тысячелетии до новой эры) Восточная Европа испытала сильное влияние с запада, откуда проникли скотоводческие племена культуры «ладьевидных топоров». Это были вытянутые, длинноголовые люди, ставшие в конечном итоге основой для формирования атланто-балтийского типа: светлого, высокого, с крупным подбородком и внушительным выступающим носом. Таковы, скажем, шведы, ливы, западные эстонцы и латыши. Их смешение с лапоноидами породило другой, беломоро-балтийский тип (обычный среди вепсов, карелов, восточных эстонцев), который, в отличие от атланто-балтийского, имеет очень короткую и уплощенную среднюю часть лица и вздернутый нос. Взгляд, как сквозь прорези танка. И еще один «упрямый» признак беломорцев — жесткие, торчащие вверх волосы, открывающие лоб.
Смешение породило у балтов причудливые комбинации, например, платиновые волосы с карими глазами, а иногда — с глазами голубыми, но совершенно «монголоидными». Очень крупные челюсти каких-нибудь финнов могут увенчиваться конопатой кнопкой, а могут — «нюхательной частью тела» изрядных размеров. В последнем случае нередко добавляются огромный рост и выпуклые «белые» глаза. А совсем рядом встречаем антипода — невысокого лопаря с крохотным подбородком, носом «уточкой», а в узких щелках — глаза, как вишни.
По южному краю Восточной Европы постоянно сказывалось влияние понтийских и кавказских кровей, делающих черты лица (особенно те, что имеют сигнальное значение: губы, брови, ноздри, бороду) крупными и яркими. Греки, италийцы, скифы (чьи очи, возможно, и «жадные», но ничуть не монгольские, а, наоборот, весьма «совиные») — вот неполный перечень понтийских мигрантов, расцветивших наших южан.
В первом тысячелетии новой эры усилились миграции с запада — в первую очередь славянских групп. Предки славян — это аборигены Центральной Европы с ярко выраженным «средним» европеоидным типом. По мере движения на север и восток они эту «усредненность» теряли, смешиваясь с местным населением — балтами, уральцами, понтийцами и полумонголоидными степняками.
Вообще-то внешность «типичного» славянина расходится с бытующим представлением: это шатен с крупными выступающими чертами лица. Такие часто встречаются в Чехии, Словакии, Польше. А те блондинистые, голубоглазые и (самое главное) плосколицые «славяне» обладают существенной балтской и уральской примесью.
Далее, на северо-востоке ощущается влияние беломорского типа — в характерном уменьшении «среднего этажа лица» (так ученые называют промежуток от корня до основания носа). Продвигаясь на восток, славяне смешались не только с балтами, но и с людьми уральско-лапоноидного типа – именно такое происхождение имеет основная доля населения «российской глубинки».
Наконец, юго-восточные русские и татары отличаются «добавкой» еще двух типов: степного (для которого характерно небольшое, округлое лицо со слабо выраженными монголоидными чертами), а также средиземноморского (узколицые, смуглые, носатые). Первый тип проник через Южный Урал, а второй — через Причерноморье и Волгу. И вот результат: в Казани можно встретить людей с внешностью итальянцев и калмыков, эстонцев и узбеков, и все они будут называть себя татарами!
Выше было сказано, что население центра Восточной Европы образовано смешением волн с «четырех сторон света». Это не вполне верно. Существенным оказалось и влияние «снизу» — от древнего пласта аборигенного населения, так называемых восточных палеоевропейцев. Для них характерны вытянутый вверх свод черепа, очень крупное лицо, широкие скулы, но довольно узко посаженные глаза. Такие люди некогда были распространены от Днепра до Алтая. Они встречаются и сегодня: мощные, с рыжеватыми кудрями и здоровенной, насупленной (за счет выступающего надбровья) физиономией.
Как видим, русский народ по своему происхождению весьма неоднороден. Поэтому едва ли уместно говорить о каком-либо едином «прародителе» русских (либо славян). Антропологический покров очень инертен и меняется неохотно. Если пришельцы не занимаются целенаправленным истреблением аборигенов, их гены теряются, словно капля краски в бочке с молоком.
Возьмем, например, распространенное представление о влиянии неких «монгольских» завоевателей на Русь. Если бы в население Центральной России веками вливались настоящие континентальные монголоиды, оно бы уподобилось казахам, хакасам, камчадалам или иным метисам европеоидов и монголоидов (ибо признаки последних очень устойчивы). Однако ничего «хакасского» в сравнительно монотонном расовом ландшафте наших центральных областей не наблюдается — ни сегодня, ни, судя по черепам, вскоре после «ига». Как уже говорилось, слегка «восточный» облик русских связан с лапоноидным влиянием. В антропологическом отношении так называемое татаро-монгольское иго отражает влияние не настоящих монголоидов, а населения Приуралья, чья внешность гораздо ближе существующему в нашей культуре образу «татарвы», нежели облик настоящих монголов.
Собственно монголоидный компонент прибывал в Восточную Европу через степную зону (в последние века главным образом из Казахстана) и проявил себя, например, у башкиров, татар, ногайцев, а также у восточных украинцев. Вспомните Тараса Бульбу или картину Ильи Репина с запорожскими казаками — те хищные глаза, татарские усы, да пучки волос на бритой голове. Эти называли себя казаками. А совсем недалеко, за Волгой и рекой Урал, кочевали какие-то… казахи. Неужели такое сходство наименований случайно?
В последние века Восточная Европа испытала интенсивные миграции. Резко увеличилась доля городского населения, а в нем замерцали южные примеси, привнесенные кавказскими, понтийскими, семитскими мигрантами. Кроме того, выделился мощный слой, образованный смешением украинских и уральских кровей. Особенно на территории Сибири и Дальнего Востока. Почему именно так?
Начнем от обратного. Население центральных областей России было относительно оседлым, с глубокими земледельческими традициями (переходящими в культ). Именно сюда пришли славяне-земледельцы, став вначале «огнищанами», выжигавшими лес, чтобы возделывать тяжелую почву, затем «крестьянами» — это название подразумевало безальтернативную принадлежность не только к христианскому монотеизму, но и к земледелию. В Приуралье и на Русском Севере оседлых традиций не было — тамошнее население легко срывалось с места и уходило осваивать иные рубежи государства. И лица первых колонистов Сибири и Дальнего Востока — прекрасные образцы уральского и беломорского антропологических типов. А для украинцев основная причина сорваться с места — перенаселенность. Естественное плодородие увеличивало плотность населения, и люди ехали на восток, где «легче дышать», где больше заработки. Особенно интенсивно миграции с Украины происходили во второй половине ХХ века. Поэтому современные сибирские и дальневосточные семьи часто имеют родственников на Украине и реже — в Приуралье (эти корни обычно погребены более чем тремя поколениями). Эти светлые, крупные, «красивые, двадцатидвухлетние» экземпляры, потомки чумаков и чувашек, комяков и казачек, разлетелись по всему Союзу — их видели в Туапсе и Севастополе, встречали в Усть-Камчатске и во Владивостоке, в Магадане и Североморске… И везде они называли себя русскими. Видимо, так тому и быть.
