Когда началась война, мне только-только 6 лет исполнилось и мы, детвора, тогда не понимали еще, сколько горя и слез принесет Великая Отечественная. И даже некоторые взрослые бросали с надеждой: быстро закончится и до нас далеко - не дойдет...
Но вскоре пришли повестки и нашим мужикам. Большой карбас снарядили - тонны на две - и отправили на защиту Родины сельчан вплавь по речке Пёзе до мезенского райвоенкомата. Хватило места и нам с матерью. До соседней деревни провожали отца на переполненном карбасе. Обратно пешком шли. Мать всю дорогу всхлипывала, а я бежал, дергал ее за руку и кричал: «Не плачь, мамка, мы победим!»
Много наших земляков осталось на той войне, многие из них до сих пор числятся без вести пропавшими. Лежат где-то на чужбинушке... Никого ушедших на фронт в лицо не запомнил - память мала была. Первые военные сводки слушали в красном уголке, где находилось одно радио на всю деревню. Мы, детишки, мало что понимая, больше всего вертелись у большой черной «тарелки», а когда радио начинало скрипеть и кашлять (связь-то тогда плохая была) или вообще молчало, просили взрослых почитать газеты и письма-треугольники. Вскоре и сам быстро грамоту схватил, стал читать про подвиги наших солдат. С тех пор люблю почитать газеты.
Военных действий у нас на Крайнем Севере не было, дух войны и несчастий мы стали ощущать с первых похоронок. Сельсовет наш в сотнях верст от райцентра, но почту в ту пору доставляли исправно. Корреспонденцию по деревенькам разносили подростки. Кто пешим шел, кто на лодках, неумело работая веслами, плыл по извилистой речке, зимой ездили на санях, запряженных в истощенных кобыл. Почту, помню, привозили в большой, тяжелой кожаной сумке с цепями. Сам еще потаскал ее. Когда приносили в чей-то дом похоронку, бабы выли и причитали так, что в дрожь брало, и мы сломя голову бежали куда глаза глядят...
Отец мой служил на Карельском фронте, а в 43-м году по ранению вернулся. Вот и работал потом с бабами, да с такими же увеченными фронтовиками, вернувшимися незадолго до окончания войны. Кормов, заготовленных женками да детьми, не хватало, начался падеж скота. Пришлось приложить немало сил, чтобы сохранить стадо...
Спустя какое-то время отца перевели председательствовать в соседнюю деревню Езевец за 20 километров от Калино. Там мы и осели, до сих пор тут живу. При советской власти совхозы поднимали, строили фермы, школы, клубы, маслозавод свой был, столовые, аэропорт, самолеты часто летали. А теперь все разрушено, деревни опустели, самолеты раза два в месяц прогудят над нашей деревней с посадкой в двадцати пяти километрах от родного дома... Я и сам давно один как перст, жену похоронил, дети разъехались...
Участников той далекой войны в нашем сельсовете уже никого нет, последнего схоронили года три назад. Да и нам, детям войны, уже к восьмому десятку подбирается. Порой бы вызвал фельдшерицу да поговорил бы с ней о наболевшем... Но нет у нас в сельсовете на четыре деревни ни одного медика. Так что занимаемся самолечением: кто лекарством, если сможет в районном центре достать, а кто и травками увлекся, как в былые времена...
За мои семьдесят с лишним много чего произошло, сразу все и не напишешь, а я много помню... Поделился письменно воспоминаниями, и мне легче стало, как будто с хорошими людьми поговорил.