Мне бы больше хотелось жить в Лиможе, чем в Москве. Разве Москва не великолепна? Конечно, да, но в Лиможе я понимаю язык.
Умберто Эко. Разум и страсть
Если бы в мире не было политики, то в последние месяцы все, наверное, говорили бы об эко… Экономике? Нет, об эко… Экологии? Нет, об Эко, Умберто Эко! Знаменитый итальянский филолог и романист (в наступившем году ему исполнилось 70 лет!) выпустил новый роман «Бодолино» («Baudolino»). Этот роман написан на тему, очень далекую от современности (действие в нем происходит в конце ХII века, массовый читатель, пожалуй, и не сразу вспомнит, кто жил в ту эпоху — Карл Великий, Чингисхан или Петрарка). Однако книга стала событием. Так, уже в октябре 2001 года, вскоре после своего издания на немецком языке, она оказалась самой популярной и продаваемой книгой в Германии. Тем интереснее было прочитать беседу с Умберто Эко, опубликованную на страницах журнала «Spiegel» и предварявшую выход романа в Германии.
Дадим слово У. Эко: «Когда я спросил себя, что можно назвать главной литературной «уткой» средневековья, я решил, что это, пожалуй, письмо пресвитера Иоанна». Оно появилось во второй половине ХII века, было написано якобы на арабском языке и адресовано византийскому императору Мануилу Комнину; специально для папы и императора Фридриха I его перевели на латынь. В нем говорилось, что где-то «на крайнем Востоке» есть христианское царство, обильное всем, что родит земля, и правит там «царь царей, повелитель повелителей», пресвитер Иоанн (подробнее об этой истории читайте в книге Л.Н. Гумилева «В поисках вымышленного царства». — А.З.).
«Поскольку никто не знает, кто сочинил это письмо, я дал неизвестному автору имя Бодолино и придумал ему авантюрную биографию. Поскольку это письмо появилось в эпоху Барбароссы, я сделал Бодолино его приемным сыном и советником, — продолжает У. Эко. — Впрочем, повествователь не может выдумать ничего, что хотя бы отчасти могло сравниться по своему драматизму и комизму с действительностью. Чем глубже мы изучаем историю, тем чаще встречаем самые невероятные, прямо-таки романические ситуации, которые не способна выдумать даже самая даровитая голова. Этот опыт я, разумеется, использовал, описывая фигуру «Бодолино», тогда как, описывая исторические персоны, например, Барбароссу или его жену, я довольно точно придерживался сохранившихся источников».
Сам же Бодолино и пустился на поиски вымышленного царства, где водились «рогатые люди, одноглазые, люди с глазами спереди и сзади, кентавры, фавны, сатиры, пигмеи, гиганты, циклопы, птица феникс и почти все обитающие на земле породы животных». Разумеется, на пути в несуществующую страну нереальный герой всюду встречает этих неземных чудовищ, ведь «наши предки были когда-то так же уверены в их существовании, как мы — в силе гравитации» (У. Эко). Как часто мы находим именно то, что ищем, и открываем то, о чем знаем заранее!
Еще одна примечательная публикация, связанная с именем Умберто Эко. После начала войны в Афганистане итальянская газета «La Repubblica» и журнал «Spiegel» напечатали его эссе «Разум и страсть», посвященное отношениям между западной цивилизацией и другими культурами. Как относиться к Чужому? Всегда ли оно враждебно? Нужно ли его ассимилировать? Вот некоторые выдержки из эссе У. Эко.
«Все религиозные войны, столетиями орошавшие мир кровью, родились из страстной приверженности к упрощающим антагонизмам, например, «мы и другие», «добро и зло», «белое и черное». Западная культура оказалась плодотворной лишь потому, что, побуждаемая духом критичного исследования, «освободилась» от вредных упрощений».
«Запад интересовался другими цивилизациями, хотя зачастую лишь по причинам экономической экспансии…»
«Я не скажу ничего нового, если вспомню, что с середины ХIХ века стала развиваться антропология культуры как стремление смягчить укоры совести, мучившие Запад по отношению к Другим — особенно к тем, кто по определению являлся дикарями, примитивными народами и обществами без истории… Задача антропологии культуры состояла в том, чтобы показать, что существовали взгляды, отличные от западного, и к ним надо относиться всерьез».
«Наши критерии постоянно открыты для обсуждения… Школа обязана учить анализу и обсуждению критериев, на которых основаны наши пристрастные утверждения».
«Проблема, не решенная антропологией культуры, гласит: “Что делать, если представитель другой культуры, принципы которой мы научились уважать, переедет к нам и захочет поселиться у нас?”».
«У нас есть законы, которые обязательны для каждого; они стали критериями идентификации граждан. И я считаю, что мы не должны от них отступать».
«Несколько лет назад появилась международная организация под названием «Транскультура», которая отстаивает «альтернативную антропологию». Она побудила африканских исследователей, никогда не бывавших на Западе, описать французскую провинцию и общество Болоньи, и я уверяю, что принцип противоположной точки зрения сработал, — хотя бы, когда мы, европейцы, прочитали, что два самых поразительных наблюдения над нами касались тех фактов, что мы выводим своих собак гулять и бегаем голыми по пляжу. Из таких наблюдений развилась интересная дискуссия.
Представьте себе, если бы исламских фундаменталистов пригласили изучить христианских фундаменталистов — на этот раз выберем не католиков, а американских протестантов, которые фанатичнее, чем любой аятолла, и которые хотели бы вытравить из школьных учебников всякий намек на Дарвина. Я полагаю, что антропологическое исследование чужого фундаментализма помогло бы лучше понять природу своего фундаментализма. Они стали бы изучать нашу концепцию «священной войны» и, может быть, критично отнеслись бы к своему представлению о «священной войне». Собственно, мы на Западе задумались о границах нашего мышления, описывая «La pensee sauvage» («мышление дикарей»)«.
«Одна из ценностей, о которых в западной цивилизации много говорят, это — приемлемость разницы… Как научить этому?»
«Итак, детям нужно объяснить, что люди очень сильно отличаются друг от друга, и надо точно показать, в чем заключены эти отличия, чтобы убедить в их пользе. Учитель в любом итальянском городе обязан помочь итальянским школьникам понять, почему другие дети молятся другому богу или играют другую музыку, звучащую не так, как рок-н-ролл; он обязан показать, что наша и их музыка обладает сходными чертами и что их бог тоже учит добру. Разумеется, так же должен поступать, например, и китайский учитель китайских детей, живущих рядом с этой христианской общиной, знакомя их с чужой, европейской культурой».
«Возможное возражение: мы будем заниматься этим во Флоренции, а будут ли они делать это в Кабуле? Что ж, данное возражение предельно далеко от ценностей западной цивилизации. Мы считаем себя плюралистическим обществом, потому что разрешаем строить у себя мечети, и мы не откажемся от этого лишь потому, что христианских миссионеров в Кабуле бросают в тюрьму. Если бы мы так поступили, мы жили бы в талибане».