Рыцарские замки нашей фантазии украшены залами, где взорам гостей предстают блистательные портреты хозяев, а по обе стороны от них тянутся ряды предков, поражающие проблесками фамильного сходства, но уводящие к портретам совсем незнакомым. Подобной цитаделью человека стала вся наша планета. Образы его предков можно увидеть почти на всех континентах: «рудольфенсисы», «эректусы», «афарские австралопитеки», «гейдельбергские люди». В последние годы обретение всякого нового портрета сопровождается бурными приветствиями и дискуссиями: «N** жил 155 тысяч лет назад — и где-нибудь в Персии! Чей он брат и кому отец? М** жила 157 тысяч лет назад — и в долине Меконга! Как звали ее младшего сына?» На наших глазах генеалогическое древо человека уже превратилось в подобие мангровых зарослей, а поиск давних фамильных ценностей все продолжается. Некогда прямолинейная история рода напоминает теперь запутанную семейную хронику — «Тайны дома Homo».
На фоне этой царственной династии, ведущей происхождение от «варяга» из краев полуденных — Обезьяна Первого, имя которого пока не выяснено, животные кажутся явными бастардами. Их генеалогия мало кому интересна и никак не популяризована. Если человек произошел от обезьяны, то от кого обезьяна? Ответ давно дан, но, похоже, мало кого волнует. Прямые наследники первых сапиенсов мало склонны задумываться о чужих предках последних львов.
Тысячелетиями люди боролись с животными, боялись их и почитали, а обманув, перехитрив, безжалостно расправлялись с ними. Теперь, как всякий человек, натерпевшийся страха «из-за пустяка», не перестают улыбаться и потешаться, глядя на тех, кого прежде пугались. В центре всеобщего внимания застыл царь зверей, голый, забавный, беззащитный. Вымирающий.
Животные уходят на покой и исчезают, сметенные ураганом человеческой цивилизации. Их жизнь заслуживает серьезного, взвешенного исследования, а происхождение — тщательного анализа. То и другое привлекает ученых, посвящающих свою жизнь фундаментальным работам, в которых описаны те или иные виды, но эти сухие, взвешенные работы, классифицирующие некую «безродную, безликую зверюшку», оказываются даже не на периферии, а за пределами внимания публики.
Природа превращается в один огромный «сад камней». Кажется, крупным животным скоро не будет здесь места. По данным Всемирного фонда дикой природы, темпы вымирания диких животных сейчас в тысячу раз выше, чем в начале ХХ века.
Братья наши меньшие гибнут в изгнании — за стенами зоопарков или в чудом уцелевших рощицах и лесках. Их происхождение зачастую столь же неясно и путано, как далекое прошлое человека. Фамильная галерея их предков пополняется; только в этот музей, как во многие музеи сейчас, публика не спешит заглядывать. Войдем же в одну из зал, которая как раз недавно украсилась новыми экспонатами.
По сообщению журналов «Science» и «Nature», последние открытия, сделанные в Пакистане, позволяют, наконец, восстановить родословную китов — этих, в прямом смысле слова, безземельных бастардов, чьим предком 50 миллионов лет назад было странное, химерическое существо Pakicetus, внешне напоминавшее крысу, свинью и волка одновременно. «Его открытие можно сравнить с открытием археоптерикса или австралопитека» — полагает французский зоолог Кристиан де Мюзон.
Трудно было найти столь разных зверей. С одной стороны, мощный кит с обтекаемым телом, с плавником вместо хвоста и скрытыми под толстым жировым слоем рудиментами таза и конечностей; он идеально приспособлен для жизни в воде. С другой стороны, тонконогий зверь с крохотными копытцами на пальцах, рыскавший близ водоемов в поисках добычи. Облик его помогла восстановить недавняя находка американского палеонтолога Ханса Тевиссена из Огайского университета; он отыскал череп, напоминавший своей формой череп кита, а также фрагменты позвоночника и ног. Это животное отличали мощные челюсти, близко посаженные глаза и мускулистый хвост.
Генетический анализ еще раньше показал, а эта находка подтвердила, что предки китов были родственниками бегемотов. «Морские млекопитающие восходят к парнокопытным, — подчеркивает Ханс Тевиссен. — Очевидно, пакисетиды жили на суше; они умели быстро бегать и вели, наверное, такой же образ жизни, как львы».
Их потомки стали жертвами естественного отбора; их оттеснили из привычного им ареала. Сперва они лишь прятались в воде, нападая, подобно крокодилам, на сухопутных животных. Очевидно, они жили в дельтах рек, в поисках добычи все чаще заплывая в море, а не выбегая на сушу.
Там же, в Пакистане, Филипп Джинджерих из Мичиганского университета заглянул на одну из следующих страниц эволюции кита. В нее был вписан Rodhocetus, живший 47 миллионов лет назад, — своего рода помесь дельфина с крокодилом. Этот морской хищник весил от четырех до пяти центнеров. Между его пальцами уже появились плавательные перепонки, хотя на передних ногах сохранились копыта. Подобно морским львам, родоцетус мог выползать на сушу, но подолгу разгуливать там не мог.
В последующие восемь миллионов лет сухопутный хищник окончательно превратился в кита. Сперва появился двухметровый Dorudon, сохранивший крохотные задние лапы; затем — змеевидный Basilosaurus длиной 15 метров и весом пять тонн, ошибочно принятый поначалу за рептилию. Он уже не мог выбраться на сушу, иначе бы вес собственного тела раздавил его. Так, одна из ветвей древа парнокопытных скрылась под водой.
В фамильных галереях многих видов животных не обойтись без фигуры человека. Охотник и дрессировщик, он стал для зверья Богом грозным и неумолимым. Миллионы лет история была дистанцией, где соревновались животные, но в последние тысячи лет, когда в эту борьбу активно включился человек, стала финишной прямой для многих видов. Их судьба — погибнуть или покориться человеку, пригодиться ему. По мостку этой альтернативы прогарцевала лошадь, став спутницей человека.
Лошадь была одомашнена гораздо позже свиньи и осла, овцы и козы, собаки и коровы. Причиной тому явился климат. Лошадь плохо переносила влажный, жаркий климат Средиземноморья и прилегающих регионов — области, где зародились древние цивилизации. По мнению многих историков, первыми приручили лошадь жители степей Восточной Европы. Так, при раскопках стоянки Дериевка на Украине (IV тысячелетие до новой эры) было найдено немало костей животных, причем почти две трети их составили кости лошадей.
Иное обоснованное мнение высказал недавно немецкий археобиолог Ханс-Петер Юрпман: «На стоянках первобытного человека находят многочисленные кости оленей, но ведь никто не предполагает, что там доместицировали этих животных». Его смущает «слишком долгий промежуток времени, почти два тысячелетия», отделяющие Дериевский могильник от появления домашней лошади в Передней Азии. «Такое полезное животное, как лошадь, распространилось бы гораздо быстрее, даже несмотря на неподходящий климат».
По его мнению, лошадь одомашнили гораздо позже. Что же заставило человека взяться за такую трудную задачу, как приручение лошади — животного недоверчивого, пугливого? Долгое время люди в основном охотились на лошадей. Может быть, их стали разводить ради мяса и молока? Это было невыгодно. Домашняя лошадь явно уступала корове: ела травы больше, а мяса давала меньше. По подсчетам немецкого историка Корнелии Беккер, «на один килограмм мяса лошадь потребляет травы на треть больше, чем крупный рогатый скот. Кроме того, в неволе ее надо подкармливать зерном — лошадь становится прямым конкурентом человека».
Долгое время считалось, что миграции индоевропейских племен в IV тысячелетии до новой эры были невозможны без использования лошади. Но поскольку нет доказательств, что лошадь к тому времени уже приручили, остается признать, что главной тягловой силой оставались волы и ослы.
Время лошади пришло позже — в бронзовом веке. Она явилась «идеальным орудием торговли», главным транспортом той эпохи — «кораблем долин и степей». Лошадь лучше осла: быстрее, сильнее и послушнее его. С ней проще было отправляться в дальние поездки за оловом и медью, из которых выплавляли бронзу, а также за бронзовыми изделиями, ведь их изготавливали лишь в отдельных культурных центрах Евразии.
На этом фоне вовсе не случайным кажется, что сразу в разных частях Евразии — на Пиренейском полуострове, на Балканах, в Северной Анатолии и Закавказье — пытаются приручить лошадь. Именно здесь находят первые рудники и плавильные печи бронзового века. В ХIХ — ХХ веках новой эры бурное развитие промышленности привело к появлению быстроходных паровозов, кораблей, автомобилей и летательных аппаратов. В ХХ — ХIХ веках до новой эры бурное развитие промышленности привело к появлению лишь одного быстроходного вида транспорта, но какого: повозки, запряженной лошадьми! Теперь стали процветать равнинные районы Передней Азии, где лошадь могла нестись стрелой, непрерывно перевозя из одного «конца света» в другой сырье, товары, идеи.
Разумеется, это не могло не вызвать зависть соседей. Все второе тысячелетие до новой эры не стихает борьба за контроль над месторождениями олова и торговыми путями, по которым оно доставлялось. В это время начинается новая история лошади. По тем же степным просторам, где недавно неслись повозки с рудой или бронзовой утварью, теперь помчались боевые колесницы, решая судьбы сражений.
Как видите, уже история приручения лошади полна вопросов и неясностей. Что же говорить о начале этого зооспектакля? Первые его участники в пору бескормицы нагло прокрадываются к объедкам, разбросанным близ стоянки первобытного человека. У них есть клыки и когти, чтобы постоять за себя; у них есть стая, чтобы защитить каждого попавшего в беду. Голод пересиливает страх. Худой мир входит в привычку; хитрецу и наглецу охотиться лучше сообща. Так — номером «Волк — друг человека» — открывается упомянутое представление, по ходу которого «огромный, прекрасный волк, боязливо сверкавший беспокойными глазами» (Г. Гессе), получает прозвище «милой, забавной собаки». Когда же все началось? Какую дату сохранили «скрижали истории»?
Долгое время считалось, что человек начал приручать волка около 14 тысяч лет назад. Эту дату подтверждали археологические находки. Верный «друг человека» помогал на охоте и охранял от хищных зверей и иноплеменников.
Однако в последнее время генетики все чаще сомневаются в указанной дате. Большой интерес вызвало исследование, которое провел зоолог Роберт Уэйн из Калифорнийского университета. Он сравнил ДНК волков, шакалов, койотов и собак различных пород. Однозначно было доказано, что все собаки происходят от волка. Еще удивительнее был другой результат: отношения человека и волка начались более ста тысяч лет назад, когда появился Homo sapiens.
«Возможно, именно тогда, — говорит Уэйн, — волк превратился в собаку». Внешне он вряд ли изменился. Именно этим можно объяснить, почему археологи не находят кости собак, относящиеся к той далекой эпохе. Только когда человек перешел к оседлому образу жизни и изменились требования к четвероногому помощнику — в нем перестали видеть лишь охотника, — тогда начал меняться облик «волка-собаки». Прежде люди отбирали в основном щенков, наделенных волчьей статью: они лучше всего годились для охоты за диким зверьем, тогда как животные слабые, низкорослые быстро гибли на охоте.
По мнению других биологов, не ясно даже, кто кого приручил. Сто тысяч лет назад человеку не хватило бы ума удержать возле себя такого смышленого зверя, как волк, считает Грегори Окленд, сотрудник Корнеллского университета: «Древний волк сам себя доместицировал, поскольку близ поселений человека возникла новая экологическая ниша: там всегда можно было найти остатки пищи».
Волк не стал конкурентом человека. Наоборот, волк и человек начали загонять добычу вместе, а потом делить ее. Так образовался удивительный симбиоз двух ловких и хитрых охотников.
Эволюция животного мира изобилует отрывочными сведениями и белыми пятнами. Мы по крупицам, в спорах и сомнениях, восстанавливаем родословную человека. Далекое прошлое любого вида животных полно своих семейных тайн. Земля — это огромная, спрессованная книга, где в слоях песчаника и глины, невидимые для нас, лежат косточки-буквы — подлинные скрижали истории, летопись, начатая задолго до появления человека. Порой каждая новая строка меняет отношение ко всему прочитанному прежде. Мы медленно пробираемся в прошлое, разгадывая чужие родословные, а последние потомки исследуемых нами родов стремительно вымирают, сами уходят в прошлое, оставляя после себя Землю — обширный «сад камней» или мертвый свиток, запечатлевший мозаику из косточек-букв.
Р.S. Кстати, фраза «человек произошел от обезьяны» для многих в нашем мире по-прежнему ересь. Так, в 1999 году Институт Гэллапа провел опрос в США, из которого явствовало следующее. Почти половина американцев (48 процентов) верят, что Бог создал человека в течение последних 10 тысяч лет. Сорок процентов жителей США считают, что миллионы лет эволюция всего живого на нашей планете протекала так, как велел Бог. И лишь 9 процентов считают, что Бог вообще никак не участвовал в эволюции жизни.