Прошло почти шесть лет после призыва Джона Кеннеди «прилуниться к концу десятилетия». Успех проекта «Джемини» вывел США в лидеры космической гонки; казалось, еще усилие — и Луна будет покорена. Но качество техники, разрабатываемой для лунных экспедиций, вызывало тревогу.
Штурмовщина была адская. Все думали только о сроках. К несчастью, и сами астронавты требовали не обращать внимания на недоработки и пренебречь мерами безопасности — лишь бы войти в график программы. «Только пустите нас на борт, мы полетим и на таком корабле» — говорили они. Все в НАСА предчувствовали катастрофу, но все так же спешили приступить к испытаниям. Скорей-скорей, несмотря ни на что…
Смерть всегда была рядом с астронавтами, они свыклись с ней. «Решивший стать астронавтом соглашался на смертельный риск, — признался как-то Уильям Андерс, участник экспедиции «Аполлона-8». — Он знал, куда шел; он играл в орлянку и мог проиграть жизнь». Лететь на Луну никого не заставляли; деньгами тоже никого не прельщали. Астронавты были одержимы мечтой, забывая, что шансов на успех у них — 50 процентов. «Если мы умрем, мы хотим, чтобы люди приняли это, — сказал Гриссом на пресс-конференции, проведенной незадолго до испытаний. — Мы занимаемся опасным делом». К полету на Луну они готовились, как гладиаторы — к выходу на арену. Кто же были они?
- Роджер Чаффи — 31 год, лейтенант-коммандер ВМС, астронавт третьего набора. Он впервые готовился полететь в космос, но в этом экипаже оказался не случайно. Он был одержим полетом на Луну; весь его дом был увешан фотографиями лунной поверхности.
- Эдвард (Эд) Уайт — 36 лет, подполковник ВВС, выделялся среди астронавтов ростом и лучшей физической формой. В 1965 году он стал национальным героем, первым из американцев выйдя в открытый космос.
- Наконец, командир экипажа Вирджил (Гас) Гриссом — полковник ВВС, ветеран войны в Корее, маленький, сильный и жесткий. Явный лидер по своим задаткам. Он был в отряде астронавтов с самого начала. Первую семерку американских астронавтов связывали узы дружбы. Они постоянно соревновались друг с другом — от полетов на самолетах до импровизированных ночных автогонок. В подобных приключениях Гриссом был самым азартным участником. Однако он отличался не только смелостью, но и хладнокровием, и профессиональной расчетливостью.
Молодые астронавты следующего набора уже меньше знали его как человека. Гас не открывался им. В последний год жизни ему уже не с кем было поделиться своими проблемами. Он стал «одиночкой среди одиночек». К этому времени сама атмосфера среди астронавтов была уже другой. Они понимали, что программа «Аполлон» — это новый уровень. Все сложнее: ответственность, риск, готовность, но, самое главное, уже в 1966 году стало ясно: полетов на Луну будет немного: может, восемь, может, три, а может, и только один. Так незаметно в отряде завязалась невидимая борьба. Каждый мечтал о полете и напрягался на тренировках, как мог. Личные отношения стали суше, а сами астронавты — осторожнее: выпадешь из своего экипажа по пустяку — считай, не попал на Луну. А ведь больше, чем кто-либо, он, Гас Гриссом, совершивший первым полет на «Джемини», хотел быть первым человеком на Луне.
…В теплый январский полдень экипаж «Аполлона-1» поднялся в капсулу, размещенную наверху ракеты-носителя «Сатурн-1B», чтобы отработать моделирование обратного отсчета, прогон четырех предстартовых и трех послестартовых (орбитальных) часов.
К вечеру, когда лег туман, включились прожекторы, купая «Сатурн» в белом свете. В 18.20 из-за неполадок со связью счет времени приостановили, но через десять минут решили продолжать испытание. В 18.31, когда Дик Слейтон, друг Гриссома, просматривал график испытаний, он услышал вскрик, донесшийся из кабины корабля: «Огонь!».
Слейтон узнал голос Чаффи, сидевшего в правом кресле кабины, напротив средств управления радио. Он взглянул на монитор, транслировавший картинку в иллюминаторе выходного люка. На стекле плясали яркие блики пламени.
Через секунды новое сообщение из кабины корабля, на этот раз четкое. Уайт: «У нас пожар в кабине!». На мониторе Слейтон увидел руки Уайта. Никто не понимал, что случилось. Через несколько секунд голос совершенно неузнаваемый: «У нас сильный пожар… Мы горим». (Позже на магнитофонных лентах идентифицировали голос Чаффи.) И еще буквально через две-три секунды Слейтон и перепуганные диспетчеры услышали последний звук из «Аполлона-1» — краткий крик боли.
…Время тянулось бесконечно долго. На мониторе через плотный дым Слейтон разглядел, как спасатели приблизились к люку «Аполлона-1» и отпрянули. Донеслись голоса: «Он слишком горячий». Через пять минут люк был открыт, и руководитель платформы вышел на связь: «Лучше я не буду описывать, что вижу».
В сгустившихся сумерках у огромной стартовой башни сгрудились санитарные машины. Еще издали чувствовался едкий запах горелой изоляции и пластмассы. Из люка почерневшей кабины «Аполлона-1» что-то свисало. Это была рука в белом скафандре.
Дик Слейтон заглянул в кабину: огни индикаторов еще светились, но все вокруг было покрыто сажей. Справа он увидел Чаффи, пристегнутого к своему креслу; два других кресла были пусты; лишь несгоревшая документация лежала на кресле Уайта. Дик посмотрел вниз, под край люка, и увидел два тела в скафандрах. Их ноги были обожжены. Невозможно было сказать, кто Гриссом, а кто — Уайт.
…Алан Бин, будущий пилот «Аполлона-12», дежурил в почти пустом офисе, когда кто-то позвонил с мыса Кеннеди, где находился стартовый комплекс. Прозвучала странная фраза: «Мы потеряли экипаж». Алан сначала не понял и ответил: «Куда, вы думаете, они ушли?». Говоривший на том конце провода запнулся. Похоже, он долгое время собирался с силами, потом сказал: «Гриссом, Уайт и Чаффи погибли».
Прежде чем обсуждать причины случившегося, еще раз обстоятельно опишем все, что происходило в момент катастрофы. По результатам расследования картина трагедии представляется следующей.
18:30:55. Кратковременный перебой в электропитании кабины корабля.
18:31:01. Резкое кратковременное падение напряжения в цепи системы терморегулирования, что характерно для возникновения искры, предположительно в поврежденном кабеле под люком (сторона Гриссома).
18:31:03. «Fire!».
18:31:05. Воспламенились пары, просочившиеся из близлежащей трубы хладагента (водный раствор гликоля — агрессивное горючее вещество); искра зажгла нейлоновую сетку, натянутую под креслами, чтобы ловить падающие инструменты и приборы. Огонь стал быстро распространяться.
18:31:09. На экране монитора видны руки Уайта. Тот пытается открыть внутренний люк. (Уайт был самым сильным в экипаже, но после начала пожара даже он не мог бы открыть люк. Накопившиеся горячие газы придавили его с силой, равной тысячам фунтов. После этого Уайт не имел возможности даже повернуть ключ, открывавший люк. Кроме того, во время тренировки Уайт — с помощью Гриссома и Чаффи! — открывал люк, самое быстрое, за 90 секунд.)
18:31:12. Резкое повышение температуры и давления. Появились языки пламени. Даже материалы, считавшиеся огнеупорными, горели, будто их окунули в керосин. На мониторе в сполохах огня долю секунды видны шлемы двух астронавтов. С панели управления Чаффи включены бортовые батареи; в задымленной кабине стало светлее. Раздались слова Чаффи: «У нас сильный пожар… Мы горим!».
18:31:17. Давление газов достигает 2,03 килограмма на квадратный сантиметр. Раздается взрыв.
18:31:19. Давление поднялось до 2,5 килограммов на квадратный сантиметр. Донную часть капсулы разорвала трещина. Пламя вышло наружу и охватило обшивку корабля, что помешало оказать немедленную помощь экипажу.
18:31:22,4. Прием телеметрической информации с борта «Аполлона-1» прекращается.
18:31:25. Давление спало до нормального, пожар локализовался, но внутренняя полость кабины заполнилась угарным газом и густым дымом.
18:31:30. Концентрация угарного газа в атмосфере кабины стала смертельной. Корпус кабины треснул; горячие газы вырывались с громким свистом наружу. Свидетели утверждали, что слышали «крики ужаса», но при дальнейшей расшифровке звукозаписей их идентифицировали как шум продуктов горения, вырывавшихся из капсулы. К тому времени кислородные шланги прогорели, и ядовитый газ прорвался в скафандры астронавтов. Пилоты потеряли сознание.
По сей день критики считают причиной гибели экипажа «Аполлон-1» чисто кислородную атмосферу, но дело не только в ней. Конструкция модуля практически лишала пилотов возможности бороться за жизнь. Астронавты были закреплены в креслах под приборной панелью в очень стесненном положении. Ширина трех кресел составляла 2,12 метра. Пожар, возникший за креслами, не мог быть сразу замечен.
В первые секунды после обнаружения пожара экипаж действовал правильно: Уайт и Гриссом, отбросив подголовники кресел, развернулись на 180 градусов, встали на пол у люка и принялись его открывать. Чаффи не менял положения, чтобы не мешать товарищам, занимавшим все свободное место у люка. Пилоты не обращали внимания на пламя, охватившее кабину, хотя оно уже прожигало скафандры. У них еще был шанс, если бы скафандры оснащались автономными системами жизнеобеспечения (СЖО). На их беду разъемы кислородных шлангов, соединяющих их с СЖО, располагались за торцовой кромкой панели управления, где пламя было жарче всего. Будь у Чаффи огнетушитель, он мог бы сбить огонь со шлангов и очаг пламени локализовался бы. Если бы, если бы…
Они не чувствовали страха и боли, потому что погибли в схватке. Черный дурман смерти свалил на пол сначала Уайта в тот момент, когда он в последний раз рванул неподдававшийся рычаг замка. Он двигался активнее всех, а значит, и больше всех вдохнул ядовитого газа. А Гас, теряя сознание, уже машинально бил ладонью в стекло иллюминатора, пытаясь сдвинуть замки люка, и упал рядом с Эдом. Последний крик боли был горестным стоном Роджера Чаффи, видевшего, как погибли его друзья. Через мгновение и его сознание кануло в черную мглу…
В ближайшие полгода к капсуле «Аполлона-1» приделали люк, открывавшийся за две секунды (!), но чисто кислородную атмосферу сохранили. Полная переделка корабля исключалась. Ничто не могло остановить программу «Аполлон». Астронавты должны ступить на Луну — не этот экипаж, так следующий.
Гибель Гаса, Эда и Роджера спаяла «лунный отряд» НАСА. Через два с половиной года Нил Армстронг и Эдвин Олдрин ступили на поверхность Моря Спокойствия. Их товарищи, первые участники лунной экспедиции, покоились на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне.
Такова общая канва событий. То, что журнал «Знание — сила» поднял тему развенчания околонаучных «уток», я считаю очень симптоматичным. В последнее десятилетие расплодилось множество недостоверных публикаций, но время бездумной отсебятины проходит. Нормальные люди — школьники, студенты, инженеры, ученые — интересовались и будут интересоваться серьезной наукой.
В статье А. Грудинкина излагаются версии «криминального расследования», публикуемые в последнее время в зарубежной печати, поэтому мне хотелось бы в заключение прокомментировать некоторые приводимые им факты.
Так, в вину НАСА ставится, что в составе комиссии, расследовавшей гибель «Аполлона-1», преобладали сотрудники НАСА. А кому же еще быть? Ведь речь шла о новейшей модели космического корабля. Стоит ли привлекать в качестве независимого эксперта того, кто совершенно не посвящен в космическую специфику. В чем он разберется? Так что лучший эксперт — это тот, кто эксплуатирует данную технику, например, астронавт. И если цитируются слова Фрэнка Бормана, неплохо бы напомнить о том, что в декабре 1968 года он на корабле «Аполлон» облетит Луну.
Испытания в кислородной атмосфере не раз проводились в программах «Меркурий» и «Джемини». Скотт Гриссом ставит в вину НАСА, что оно не провело беспилотных испытаний, но если бы таковые и состоялись, они вполне могли пройти без возгорания. Раз на раз не приходится.
Что касается заблокированного тумблера, то ведь не проведено расследование, когда и как пользовались им, каковы его физические характеристики. Следовало бы изучить программу испытаний и эксплуатационные схемы. Раз никаких документов не приводится, то и говорить нечего.
Наконец, «главный свидетель обвинения», Томас Бэрон. Я добавлю некоторые штрихи к его портрету. Еще до катастрофы он дважды встречался с руководителем Регионального офиса инспекций НАСА Д.М. Бруксом и сообщал ему о своих опасениях. Жалобы Бэрона были направлены против «Норт Америкэн», а не против Центра имени Кеннеди. Расследование проводилось в декабре 1966 года, и Д.Л. Хансел, шеф управления качеством «Норт Америкэн», настаивал, что «нет реальных подтверждений основных жалоб Бэрона». Пятого января тот был уволен.
За три дня до катастрофы Бэрон передал Бруксу рапорт на 57 страницах и на следующий день получил ответ: рапорт изучен, меры приняты. Накануне испытаний журналист беседовал об этом рапорте с Ханселом, и тот признал, что Бэрон был одним из самых добросовестных специалистов, контролировавших качество, но все-таки ему мешал педантизм: он не мог допустить отклонения от программы испытаний, а ведь та меняется буквально на ходу. Бэрон не понимал этого. Упомянутые в рапорте просчеты не были достаточно серьезными, чтобы повлечь за собой аварию, которая произошла на следующий день.
Позднее, выступая перед комиссией, Бэрон сообщил, что подал так много жалоб, что и в его отделе, и в бюро главного офиса кончились нужные бланки. Тем не менее среди жалоб не было ни одной настолько веской, чтобы испытания приостановили.
Да, командный модуль «Аполлона-1» не был вполне готов к летной практике; он все время дорабатывался. Однако надо признать, что ни одна новая аэрокосмическая разработка не обходится без жертв. Такова уж специфика этой отрасли. Трагедии не обошли стороной обоих участников «Лунной гонки». Гибель американского «Аполлона-1» и советского корабля «Союз-1» (24.04.67) разделяли всего три месяца без трех дней.
Р.S. Остается добавить, что в 1967 — 1972 годах во время работы по программе «Аполлон» не погибнет больше ни одного человека — ни на Земле, ни на Луне. Покорение Луны войдет в историю человечества как самое сложное и удачное инженерное предприятие ХХ века.