Порой сдается, что очарование неразгаданных тайн истории связано еще с тем, что они не поддаются окончательной разгадке.
Никто не может «раз и навсегда» доказать, что динозавров уничтожило столкновение Земли с метеоритом, что жизнь занесли на Землю кометы, а Наполеон умер от мышьяка, который ему регулярно подсыпали в чай. А может, как пелось в старой песне, все не так, а может, все иначе — динозавры погибли от вулканических извержений, жизнь зародилась в земных океанах сама, а Наполеон умер от простого огорчения, усиленного бессмысленным пребыванием на глупом острове посреди бесконечного и такого же глупого океана. Поди проверь. Машины времени нет и быть не может, свидетелей не осталось (да и те бы врали, как очевидцы), а сами покойники, взятые на научный допрос, дают какие-то противоречивые показания.
Вот и с неандертальцами так же. Были некогда в Европе (и даже забредали на Ближний Восток, о чем свидетельствуют кости в пещерах близ Хайфы) такие мускулистые, коренастые, низколобые, длиннорукие и небритые предшественники современных людей, которые затем, с появлением здесь Гомо сапиенс, почему-то уступили им место, а сами сошли с исторической сцены.
И вот уже много десятилетий в антропологии не утихает спор о том, почему это произошло. Грубо говоря, ответы можно разделить на три большие группы. Одни говорят, что неандертальцы проиграли людям в честном поединке — у людей, дескать, было какое-то скрытое преимущество, которое оказалось таким существенным, что неандертальцам не оставалось иного выхода, как вымереть. В этом месте сторонники такой точки зрения сами начинают спорить друг с другом, потому что у каждого есть своя гипотеза касательно того, какое это было преимущество.
Вторая точка зрения состоит в том, что люди попросту прикончили неандертальцев всех до единого — примерно так, как в наше время немцы хотели прикончить евреев, турки — армян, сербы — боснийских мусульман, а хути — тутси. Здесь тоже есть некоторый веер различных соображений, почему именно они это сделали: из-за голода, холода или морального удовлетворения, — но это уже, согласимся, особой роли не играет — во всяком случае, для самих неандертальцев.
Наконец, третья группа ученых до недавнего времени стояла на том, что неандертальцы вообще не вымерли, а просто смешались с людьми в процессе беспорядочных половых сношений, которые Энгельс стыдливо называл промискуитетом, и их присутствие в нашем коллективном геноме можно сразу же обнаружить, стоит только внимательно посмотреть. В последние годы некоторые экспериментаторы очень внимательно разглядывали остатки неандертальской ДНК, извлеченной из сохранившихся в раскопках костей, особенно из костей недавно найденного мальчика, о котором сторонники «гипотезы смешения» говорили, как о «типичном гибриде человека и неандертальца», но – увы — даже ДНК этого подозрительного мальчика показала резкое отличие от ДНК современных людей, и теперь ряды сторонников третьей гипотезы весьма поредели.
Вторая группа ученых и без того была не очень многочисленной — как-то не хочется всю историю человечества начинать с геноцида, пусть даже доисторического (хотя история истребления европейцами американских индейцев, австралийских и тасманийских аборигенов и прочих «примитивных» племен убеждает в том, что и неандертальцев вполне могла постигнуть такая же участь). Поэтому в науке сегодня господствует гипотеза «мирного вытеснения», но и у нее есть свои трудности. Чем больше наука узнает о неандертальцах, тем меньше различий она может указать между ними и людьми. Раньше считалось, что неандертальцы не умели изготовлять орудия труда, не знали огня, не имели социальной организации и т.п., но теперь все эти предположения опровергнуты, и специалисты начинают затрудняться в поиске тех отличий, которые могли бы дать людям то самое «решающее преимущество» над неандерталь-цами.
Вся эта присказка нужна была к тому, чтобы рассказать новость: американский ученый Весли Невенер (не ручаюсь за правильное написание; по-английски он пишется Wesley Niewoehner) предложил еще одно, энное по счету, объяснение победы людей над неандертальцами, и оно показалось специалистам таким интересным, что о нем высказались во многих научных (и вненаучных) журналах сразу (во всяком случае, в «Nature», «Science» и «The Economist», это точно). Согласно новой гипотезе, все дело было в устройстве руки, точнее, тех ее костей, которые образуют ладонь. Упомянутый ученый произвел анатомические замеры всех деталей этих костей, с помощью компьютера воссоздал по этим данным трехмерные компьютерные модели ладоней неандертальцев и современных людей и показал, что у древних людей строение ладоней много ближе к их строению у нас, чем у современных этим древним людям неандертальцев. Насчет их единовременного существования не придумано: ученый исследовал кости людей и неандертальцев, найденных в одной и той же пещере под Хайфой и живших в тех местах примерно в одно время (около 40 тысяч лет назад), — но что означает «иное строение»? По мнению автора, это означает следующее: более узкая и тонкая ладонь Гомо сапиенс позволяла лучше обхватывать орудия труда и была особенно хороша для захвата орудий с рукоятками, типа каменных топоров. А такие орудия давали преимущество в точности и силе удара. Напротив, хватка неандертальцев была мощнее, но грубее, что-то вроде того, как баскетболист держит в руке круглый мяч. Устройство их ладоней не позволяло им работать с более сложными орудиями и выполнять более тонкие трудовые операции.
«Это не объясняет полностью, почему они вымерли, — говорит автор. — Они преуспевали на протяжении ста-двухсот тысяч лет подряд. Возможно, однако, что уровень сложности человеческого поведения был выше уровня сложности поведения неандертальцев — в частности, благодаря тому, что люди пользовались более сложными каменными орудиями. Но даже если у них были одинаковые орудия труда, люди, благодаря особому устройству своей руки, пользовались ими более эффективно». Этот вывод автор подтвердил на основании анализа всех без исключения образцов костей, найденных в хайфских пещерах, даже самых древних, 40-тысячелетней давности, что заставляет отнести время складывания этих особенностей человеческой руки к самой заре человечества.
Не прошло и месяца со времени опубликования открытия Невенера, как его коллега и соотечественник профессор Стенли Амброз из университета штата Иллинойс опубликовал в журнале «Science» обзорную статью «Технология палеолита и человеческая эволюция», в которой заглянул еще дальше в прошлое современных людей и в историю их обращения с орудиями труда. И хотя у него речь шла о самих Гомо сапиенс, вне связи с неандертальцами, его выводы читаются как предисловие к статье Невенера. По мнению Амброза (странным образом перекликающемуся с тезисом: «Труд сделал обезьяну человеком»), не прямохождение, не переход к мясной пище и не другие факторы, выдвигавшиеся ранее на роль главных движущих сил в эволюции человека, а прежде всего «изготовление орудий труда, этот сложный процесс, требовавший не только механических и моторных умений, но и решения проблем, мысленного планирования и зачастую сотрудничества, — вот что было главным стимулом ко-эволюции (совместной, параллельной эволюции) рук и мозга Гомо сапиенс».
Этот тезис — несомненно, революционная концепция в современной антропологии, и Амброз посвящает основную часть своего обзора ее детальному обоснованию. Первым важным прорывом, по его словам, было использование обеих рук. Возможность держать объект одной рукой, в то же время обрабатывая его каменным орудием, находящимся в другой, постепенно вела к поиску и закреплению какого-то одного, наиболее удобного расположения орудия — преимущественно в правой руке. Это вело к «латеризации» (продольному разделению) функций мозга, связанных с таким разделением рук, что, в свою очередь, подготовило появление речи. У шимпанзе, с их плохой координацией рук, отсутствием преимущественной праворукости, ограниченной подвижностью ладони и недостаточной силой большого пальца, не было этих стимулов и, несмотря на их близость к человеку, не возникла речь. По мнению Амброза, выполнение первобытными людьми — в процессе изготовления сложных орудий труда — сложных, неповторяющихся последовательностей ручных операций, которые требовали точного моторного контроля, привело к образованию того участка мозга, который в сегодняшнем человеческом мозгу называется «центром Брока» и отвечает за контроль над тонкими движениями лица и рта. Именно этот контроль делает возможным те сложные неповторяющиеся последовательности движений, которые составляют процесс речи. «Грамматически организованная речь, планирование сложных действий и изготовление составных орудий шли рука об руку, — говорит профессор Амброз. — Последовательный порядок действий и иерархическая организация при соединении одних и тех же компонентов в различные конфигурации позволяет создать как орудия самого разного назначения, так и фразы самого разного содержания».
В заключение своей статьи автор высказывает мысль, что поначалу эволюция человека шла довольно медленно, и в интервале от 2,5 миллионов лет назад до 300 тысяч лет назад первые гоминиды не достигли особого прогресса — ни ментального, ни технического, ни даже физического. Но затем, около 300 тысяч лет назад, «параллельно становлению все более сложных и многосоставных орудий труда могла начать развиваться и та часть лобных долей мозга, которую мы сейчас используем для планирования сложных операций. А появление мозга, близкого к современному по строению и объему, а возможно, и со способностью к простейшей речи, да еще при наличии многосоставных орудий, должно было экспоненциально ускорить темп эволюции. Люди приобрели способность к долговременному планированию и грамматической речи. Сложные орудия сделали нас тем, чем мы являемся сегодня», — совсем «историко-материалистически» завершает профессор Амброз.
Остается дорисовать к этому сценарию невенеровскую победную хватку человеческих ладоней на горле неандертальца, и новый набросок человеческой истории, еще одна разгадка тайны торжества Гомо сапиенс, будет налицо. К счастью, очарование этой тайны, как уже сказано выше, состоит прежде всего в том, что она не поддается никакой, даже самой изобретательной, однозначной разгадке. Может быть, все было именно так, по-невенеровски беспощадно и по-амброзовски «историко-материалистично», а может, все было иначе? Никто никогда не узнает наверняка, и это хорошо, потому что у нас вечно останется возможность самим помечтать на досуге, как это было «на самом деле»…
