Солдат, инженер, педагог

Юлий Шкроб • 02 апреля 2017
Жизнь этого человека нередко висела на волоске, не раз круто менялась. Но никогда он не плыл по течению. В самых трудных ситуациях гнул свою линию.

    Короткой летней ночью 1950 года меня разбудил зубовный скрежет на соседней койке. Снится, что ли? Но кругом храпели, ворочались товарищи — студенты МАИ. Мы проходили практику на самолетостроительном гиганте в Казани. Жили все 110 человек в зрительном зале клуба-барака.

    — Юль, — взволнованно прошептал сосед, — никому ни слова! Пожалуйста! Если начальство узнает, в Москву отправят. Что тогда делать без практики? Раны иногда побаливают. Ну, днем ничего, терплю. А во сне иногда и скулю неприлично.

    — Слушай, но ведь это не шутки. Что врачи говорят?

    — Да я постоянно в госпитале наблюдаюсь. Говорят, с этим можно и полвека прожить, и окочуриться завтра. Виноват сам: не согласился на ампутацию, потому и не смогли они сделать все, как положено. Предупредили: болеть будет до гроба. Жаловаться не на кого. А боль понемножку ослабевает. Или я привыкаю.

    — Жаловаться, Володя, может, и бесполезно, но хоть обезболивающее…

    — Ты что, — подскочил он на кровати, — если я попробую наркотик, конец тогда Владимиру Ильичу Патрушеву, потомственному инженеру! Это я знаю точно. Так что терпеть, терпеть и терпеть. Другого не предвидится.

    На соседних койках стало особенно тихо.

    А Патрушев рассказывал.

    Под Кенигсбергом не раз ходил в разведку. В основном они, недокормленные слабаки, стояли на шухере, пока дюжие таежные молодцы хватали, вязали, тащили на себе здоровенного дядю. А он отбивался изо всех сил: ни один «язык» не хотел идти в плен. Нестерпимо долог путь через горящую, взрывающуюся «ничейную» землю в родной спасительный окоп. На войне год — целая долгая жизнь. В 44-м в Восточной Пруссии ранило.

    — Тяжело, как видно.

    — Бывало и похуже. Врачи в марийском госпитале спасли почти вопреки науке не только жизнь, но и ногу. Это им далось нелегко: газовая гангрена — не шутка. Домой приехал, как старик с палочкой. Другу — теперь он профессор МГУ — пришлось хуже: обе ноги ампутировали. Но он не сдался и мне не дал; по-быстрому сдали экстерном за потерянные девятый и десятый классы и рванули в Москву.

    Нелегко постигать науку, когда то и дело напоминают о себе раны. Но, как выяснилось потом, Володя не просто сдал, а всерьез усвоил то, чему учили выдающиеся преподаватели-ученые, и самостоятельно освоил то, чему должны были научить безграмотные приспособленцы, проникавшие тогда на кафедры через партком или другие задние ходы. Эти неучи и рвачи активно вытесняли тогда лучших педагогов-ученых под флагами борьбы с космополитизмом, низкопоклонством и прочими завиральными идеями.

    В те времена государство в упор не видело человека — были людские резервы, население, наконец кадры, но не люди. Бездушная, безмозглая, дико непроизводительная государственная машина распределяла нас, специалистов высокого класса, как неодушевленные предметы. Патрушев попал в «Сельхозмаш» — так именовался особо засекреченный почтовый ящик. Впоследствии его присоединили к совсем юной фирме Челомея. Там тогда была особая, почти семейная атмосфера.

    Один из важнейших агрегатов всех челомеевских машин — механизм перевода в рабочее положение крыльев, сложенных, как у птицы, в транспортном. Эта операция совершается уже в полете. Небольшое, казалось бы, изменение технологии, на самом деле — основа внушительных тактических преимуществ: значительно повышает скрытность, а значит, и живучесть кораблей-носителей.

    Техническая задача труднейшая: крылатка еще не набрала скорость, необходимую для эффективной работы рулей. Она неустойчива, любая мелочь — ветер, качка корабля — может ее опрокинуть. Одно из самых опасных возмущений — несимметричное движение крыльев. Они должны перемещаться строго синхронно, даже если справа ветер помогает движению, а слева его тормозит. Такое движение организует синхронизатор — механизм из множества тяг, рычагов и прочего добра. Не легкий, занимает много места.

    На этот раз традиционный механизм на отведенное ему место не лез. Потеснить, тем более подрезать соседние агрегаты невозможно: их габариты еле-еле согласовали со смежниками. Увеличить фюзеляж — тем более: машина должна умещаться в контейнере на уже плавающем корабле. Разработчик компоновки товарищ С. не мог внести предложение, которое дало бы могучий козырь в борьбе за особо выгодный заказ. Положение товарища С. усугублялось приближением критического заседания жилкомиссии: подковерная борьба за хрущобу достигла величайшего напряжения. Задержка компоновки могла стать аргументом отказа. Вполне могли обрушиться надежды на свой угол, по тогдашним понятиям — роскошь!

    Пришлось нарисовать явно недостаточный отсек для механизма и попытаться уговорить конструктора в рабочем комплексе его согласовать. Но товарищ П. упираться не стал: компоновок проектировщики чертят уйму, в основном в макулатуру. Если эта, заведомо негодная, выживет, в рабочий комплекс придет года через три-четыре. До той поры или шах умрет, или ишак сдохнет, а теперь, накануне аттестационной комиссии, привлекать к себе внимание задержкой согласования «горящей» компоновки опасно, особенно если не знаешь, как решается проблема.

    На этот раз компоновка не только выжила, но и пришла в рабочий комплекс неожиданно быстро. Синхронизатор на место, конечно, не лез. Нужен дополнительный объем, но где его взять, если смежные агрегаты в ходе разработки конструкции слегка «распухли»? Конструкторы спорят с проектировщиками, начальство ищет виновников. Когда положение всем показалось безвыходным, ведущий предложил руководству революционное решение: заменить механический синхронизатор гидравлическим — два цилиндра, четыре трубки. По сравнению с традиционными тягами, качалками и прочим хозяйством — изящная миниатюра. Строжайшая синхронизация, высокая вибропрочность, еще куча преимуществ. В непривычно маленьком отсеке еще и место осталось. Этот агрегат разработал тогда почти незаконный Временный творческий коллектив (ВТК) — конструкторы из разных подразделений, по своему служебному положению к этой работе не причастные. Конструкция стала традиционной.

    В натурных испытаниях выяснилось: необходимо изменить характеристики некоторых блоков автопилота. Теоретически — просто изменить некоторые коэффициенты в расчете. Практически — доработать приборы непростые. Дел — года на два. А испытания идут полным ходом. Заказчик почти готов принять нашу машину на вооружение и запустить ее в серию, но ждать не станет — возьмет аналог у конкурента. Скандал разгорался.

    — Юля, — сказал мне Володя, — что бы ты сделал в такой ситуации?

    — Порылся бы в патентных фондах. Наверняка что-нибудь есть.

    — Я там заблужусь, да и некогда, шеф воспитывает чуть ли не по три раза в день!

    — Ладно, я по своим делам в патентной библиотеке буду на днях, поищу заодно и для тебя чего-нибудь.

    Пока я искал, Патрушев с расчетчиками нашли отличное решение: надо изменить не аппаратуру, а длину одного рычага, как только скорость полета достигнет определенного значения. Пришлось изобретать этот рычаг. Он, конечно, усложнился — обрел гидромеханизм, но это усложнение и дополнение к системе управления, которая должна была теперь давать непредусмотренную раньше команду, оказались пустячными. Испытания завершились в срок. Решение защищено авторским свидетельством.

    Ведущий, как Кио голубя из рукава, вытащил революционное решение. (Здесь рассказано о двух, а было их — не счесть, и заявленных, и не заявленных как изобретения.) Это не божьи озарения и не счастливые случаи, как казалось многим, а результаты систематического анализа мирового патентного фонда. Члены ВТК обращались к кладезю инженерной мысли не тогда, когда надо было «тушить пожар», а регулярно. Отыскивали технические решения, которые когда-нибудь, возможно, пригодятся в качестве основы для собственных оригинальных патентоспособных решений.

    Решение всегда предлагалось тщательно проработанное, притом удивительно быстро. Никогда наши технические решения не были прямым использованием чужих изобретений. Они служили, согласно закону, аналогами и прототипами.

    — Юлечка, — удивил меня Патрушев, — давай напишем по диссертации. Авось, не переутомимся!

    — Зачем, — возразил я, — мы и так получаем, как профессора, а уважать за корочки больше не станут.

    Но задумался. А пока я думал, он защитил кандидатскую диссертацию и начал преподавать в родном МАИ. Вскоре защитил докторскую и возглавил кафедру. Накопленных на конструкторской работе знаний профессору Патрушеву с лихвой бы хватило до конца карьеры.

    Но характер не тот: нашел энтузиастов-бессребреников — студентов и преподавателей МАИ, ученых и инженеров других вузов — и организовал небольшое, но продуктивное КБ. Здесь созданы миниатюрные одно- и двухместные подводные лодки для спорта, научных исследований, мониторинга акваторий и подводных сооружений, принципиально новые системы для промыслового рыболовства и разведки даров моря. В них используются достижения военной техники и даже сама она, валяющаяся на складах и на свалках. Некоторые проекты доведены до производства, есть испытанные образцы.

    Из доклада В.И. Патрушева на научной конференции в МАИ: «Мы должны решить ряд глобальных проблем существования человечества, упорно пытающегося истребить себя безумным развитием архаической индустрии. Небольшой кружок инженеров и ученых на основе анализа достижений теоретической физики и ряда других дисциплин разрабатывает новые принципы построения энергетических, транспортных и некоторых иных систем, не столь вредных, как нам известные. Рассматривается тысячелетняя перспектива. Практические результаты достанутся потомкам, для которых мы — такие же полулегендарные предки, как для нас — советники Ярослава Мудрого. Но если сегодня об этих проблемах не думать, они не разрешатся к тому времени, когда их решение станет вопросом выживания всего человечества. Слишком велик масштаб, соответственно — затраты труда и времени». (Конспект — в моей тетради.)

    Слушатели удивились: по общему мнению, конструктор — узкий специалист-скептик, работает по освященным многократным применением правилам, не вдаваясь в подробности физических закономерностей, на которых они основаны. Результат — небольшое улучшение характеристик традиционной техники — достигается с малыми затратами.

    Есть иная стратегия: конструктор глубоко изучает физические процессы, необходимые для решения поставленной задачи, и, как Пигмалион Галатею, создает конструктивные формы, необходимые для осуществления этих процессов. Теория никогда не дает определенные, полные, однозначные ответы на запросы практики, поэтому основа конструирования — интуиция. Приверженцев такой «технологии конструирования» мало, но только они (в их число входил Патрушев) могут создавать принципиально новые конструкции с существенно улучшенными и даже новыми характеристиками.

    Такой бескорыстный, в сущности, подход к научным проблемам не новость: все, чем сегодня мы пользуемся практически, создано трудами наших далеких и близких предков. Атомные реакторы и спутники рассчитывают методами Эйлера и Лагранжа, конечно, развитыми многими поколениями последователей. Но сегодняшние достижения науки и техники не могли возникнуть без трудов предков, обычно казавшихся современникам абстрактными, практически бесполезными. Об этом часто забывают, а иногда просто знать не хотят те, кто решает, что именно нужно (из чего можно извлечь прибыль в наступающем квартале), а что «никому» — читай: лично мне, любимому, — «не нужно».

    Плоды сегодняшних работ пожнут потомки. Преемственность в науке, технике, производстве — необходимое условие выживания народов.

    Одна из проблем — грядущая катастрофа из ряда, открытого в XVIII веке Ж. Кювье: есть новые факты, подтверждающие его предположения о космической природе смены геологических эпох. Если его гипотеза верна, то нам грозит участь динозавров. Мы уйдем в небытие, если не переселимся в более молодые миры. На тех космических кораблях, что мы можем себе представить сегодня, это сделать невозможно. Нужны конструкции, основанные на новых физических принципах. Часть из них еще предстоит сформулировать, разумеется, без противоречий с основными законами природы.

    В ходе этих великих работ попутно решатся многие актуальные сегодня проблемы. Будут созданы конструкции и технологии, обозримые в ближайшем будущем. Например, экономичные, экологически чистые источники энергии, транспортные машины, лекарства.

    Невозможно в краткой публикации внятно рассказать обо всех научных работах небольшого кружка энтузиастов, сплотившихся вокруг спокойно деятельного, благожелательного, склонного к мягкому юмору профессора. Ни трудность задач, ни трепет перед авторитетами не могли остановить его и его последователей на пути к познанию. Так работают настоящие ученые.